С другой стороны, в его приятелях числились лидеры Тамбовской ОПГ Владимир Барсуков-Кумарин и Александр Малышев. На похоронах Цепова среди узкого круга родных и близких были замечены представители как “кремлевского”, так и “тамбовского” сообществ, в том числе Кумарин и Золотов.
Цепов был весьма колоритной фигурой. В посмертном материале “Новой Газеты” отмечалось, что Рома, как его все называли, “был способен на чувства, обожал понты, любил пострелять и развернуться на первом в Питере “Хаммере” поперек Невского проспекта”. В одном из последних интервью он кокетливо говорил о себе: “Почему-то во все времена Цепов оказывался наиболее удобной фигурой для слухов. Выборы — Цепов. Уголовные дела, транши, кредиты, топливный бизнес, охранный, казино — Цепов. Кадровые перестановки — тоже я. Серый кардинал обязательно должен быть при короле”.
10 сентября 2004 года Цепов вернулся из Москвы, где встречался с генералом Золотовым. На следующее утро, позавтракав у себя на даче, он отправился в питерское УФСБ, легендарный “Большой дом” на Литейном, “решать вопросы”. Там он провел час в кабинете начальника управления Юрия Игнащенкова. На беседе присутствовал генерал Алексей Шаманин, начальник службы экономической безопасности УФСБ. Как положено на таких встречах, гостю предложили чашку чаю. Оттуда Цепов поехал в управление МВД, где выпил кофе.
В 4 часа дня Цепов почувствовал себя плохо и с симптомами пищевого отравления был госпитализирован в частную клинику. Оттуда через 8 дней его перевели в больницу им. Свердлова — питерский эквивалент московской ЦКБ, где лечат местную элиту. Через два дня он умер. Ему было 42 года. Официальный диагноз был “отравление”, но следствие зашло в тупик.
То, что заинтересовало в данном случае британские спецслужбы, а с их подачи и лондонскую прессу, было полное совпадение симптомов Цепова с развитием болезни Саши. “Би-Би-Си” процитировало одного из врачей Цепова: “Поначалу все было похоже на пищевое отравление, но после короткого периода улучшения состояние больного резко пошло на спад… Это было отравление без следов яда. Что нас особенно беспокоило, так это падение уровеня белых кровяных телец. Будто у него полностью выключилась иммунная система”.
Журналист Игорь Корольков, тот самый, который интервьюировал Михаила Трепашкина перед арестом, пытался разобраться в деле Цепова. Вот что он рассказал в программе “Радио Свобода”.
— Я встречался с его лечащим врачем, коллегами, друзьями. Все признаки, как говорил этот врач, указывали на отравление. Но вместе с тем как бы и не было отравления, потому что не было температуры, не было еще каких-то сопутствующих признаков. Был собран консилиум из специалистов города. Но никто так и не смог объяснить, что же происходит. Этот лечащий врач, доктор Перумов, полагал, что его могли отравить лекарством, которое используется для лечения лейкемии. Но, как мне сообщили из источников в городской прокуратуре, была проведена экспертиза, и было установлено, что Роман Цепов умер от радиоактивного элемента. Как мне сообщили, доза превышала допустимую в миллион раз…
Последним проектом Цепова, о котором много писали после его гибели, была попытка посредничества в деле “Юкоса”. Будто бы летом 2004 года он приходил к акционерам осажденной нефтяной компании, и от имени “больших людей” в Кремле предлагал “разрулить” конфликт и освободить Ходорковского и Лебедева, если те согласятся переписать активы на определенные офшорные компании. Именно с этим эпизодом большинство наблюдателей тогда связали печальный конец Цепова: мол, зарвался Рома, залез в сферы, где замешаны “высшие интересы”, и испортил кому-то игру. Сообщалось, что в последние недели он добивался встречи с Путиным, но тот его не принял.
Однако у меня, которого убийство Саши превратило в законченного конспиролога, сложилась своя теория, объяснявшая, кстати, почему в британских спецслужбах о Цепове знали гораздо больше, чем предполагало простое совпадение симптомов. Как раз летом 2004 года, незадолго до загадочной смерти “Ромы”, в Испании развернулось следствие по Тамбовской ОПГ, где Саша был важнейшим источником. Центральной фигурой расследования был все тот же Александр Малышев, приятель Цепова, который впоследствии был арестован в Малаге. В российскую прокуратуру отправили “запрос о правовой помощи” с просьбой допросить лиц, связанных с “объектами” испанского расследования. Могло ли так случиться, что испанцы слишком близко подобрались в кремлевским связям “тамбовцев”, а Цепов превратился в слишком опасного свидетеля? Планировала ли испанская прокуратура вызывать Сашу Литвиненко свидетелем в суд, где он безусловно рассказал бы все, что знал о связях гангстеров с кремлевскими чекистами? Если это так, то Цепов и Саша оказались замешанными в “тамбовском” деле не только в том смысле, что один консультировал следствие, а другой был его фигурантом, но еще и потому, что были отравлены одним и тем же ядом, возможно, одними и теми же людьми.
ЕСЛИ НЕВИДИМЫЙ ДЛЯ стандартных детекторов радиации полоний представлялся убийцам идеальным ядом, то после того, как его раскрыли, он стал сбывшейся мечтой сыщиков. Подобно невидимым чернилам, полоний метит все, с чем вступает в контакт, и его невозможно отмыть. Используя надлежащие приборы, следы полония можно обнаружить в исчезающе малых количествах — в миллионных и миллиардных разведениях. Если, к примеру, кто-то загрязненной рукой включил свет в гостиничном номере, то радиоактивное пятно на выключателе сохраняется в течение многих месяцев. По распределению радиоактивности на стуле или кресле можно определить, оставлен ли след загрязненной одеждой, правой или левой рукой, а также установить, была ли эта рука запачкана снаружи либо оставила отпечаток мельчайших капелек пота, выделяющихся из пор кожи зараженного организма. Иными словами, след отравителя отличается от следа отравленного.
Второе чрезвычайно важное обстоятельство для интерпретации следов полония: вторичное заражение недостаточно для того, чтобы оставлять следы. К примеру Марина, которая ухаживала за Сашей в течение первых трех дней болезни, когда рвота и диарея были особенно сильны, получила достаточно много полония, пожалуй, самую высокую дозу из всех, кто подвергся вторичному заражению. Радиоактивность обнаружили в анализах Марины, но этого было недостаточно, чтобы за ней шел след. Это означает, что радиоактивные следы мог оставить только сам Саша, получивший внутрь громадную дозу, либо лица, вступавшие с полонием в непосредственный, первичный контакт.
Никакой официальной информации о характере следов, обнаруженных Скотланд-Ярдом, опубликовано не было. Однако в лондонские газеты просочилось достаточно сведений, чтобы воссоздать примерную картину передвижений носителей полониевой метки. Достоверность этих сообщений следователи, в общем, подтвердили Марине.
В первые часы после смерти Саши мобильные команды из Службы охраны здоровья обнаружили радиоактивное загрязнение и опечатали японский ресторан “Итсу” на Пикадилли, гда Саша встречался с Марио Скарамеллой, “Сосновый бар” отеля “Миллениум”, где он пил чай с русскими, офис Березовского и охранную фирму “Эринис”. В последующие дни к полониевой карте добавились еще десятки объектов: офисы, рестораны, гостиничные номера, трибуна на стадионе, частные квартиры, автомобили и салоны авиалайнеров. У сотен людей по всей Европе в анализах мочи обнаружили повышенное содержание полония; все они 1 ноября были в Лондоне, в отеле “Миллениум”, в эпицентре “взрыва маленькой атомной бомбы”. Через некоторое время у сыщиков сложилась достаточно четкая картина произошедшего. Как сказал Марине следователь Скотланд-Ярда, “мы точно знаем, кто сделал это, где и когда”.
Один из полониевых следов шел за Сашей. Утром 1 ноября он был еще совершенно чист. Детективы нашли в его кармане лондонскую проездную карточку, и по ней, а также по кадрам камер наблюдения, установили автобус и вагон метро, доставившие его в тот день в центр Лондона. Никаких следов полония там не было.
В начале седьмого вечера Закаев подобрал Сашу в офисе Березовского на Даун-стрит, чтобы отвезти домой в Мосвелл-хилл. После этой поездки закаевский автомобиль оказался настолько загрязненным, что его признали опасным для здоровья и направили в “деконтаминацию”. В офис Березовского Саша пришел незадолго до шести уже зараженным. Его руки, выделявшие капельки радиоактивного пота, оставили след на посту секретарши и на факс-аппарате, которым он пользовался.