— Они думали, что на свои деньги могут наших генералов купить и взять к себе на службу, и кинулись соревноваться — кто больше предложит, — объяснял Саша. — А для наших это была классовая борьба, они с самого начала замышляли все у них отнять, сесть на их место и командовать.
“Олигархи здорово ошиблись, считая своими главными противниками коммунистов, — написал он позже в своей книге “Лубянская преступная группировка”. — Думали, что за Коржаковым и Барсуковым никто не стоит, не понимали, что у спецслужб свой политический интерес. А спецслужбы извлекли урок, смекнули, что не смогут кормиться, “опекая” бизнес, если не сомнут олигархов. В общем, в 96-м спецслужбы проиграли сражение, но не войну. Но тогда это мало кто понимал. Борис, пожалуй, раньше других понял, но Путин и его перехитрил”.
Борис Ельцин и Александр Коржаков. (Эдди Опп/Коммерсантъ)
“Коржаков заносил в черный список всякого, кто пытался встретиться с президентом через его голову, пусть даже по самым незначительным вопросам.”
Часть III
Эхо войны
Глава 6. Воля Аллаха
6 августа 1996 года тысячи спустившихся с гор бойцов под предводительством начальника штаба сепаратистов Аслана Масхадова вторглись в Грозный. После двух недель тяжелых боев федеральным силам пришлось оставить город. Отвергнув настояния военных стереть Грозный с лица земли ударом с воздуха, тяжело больной Ельцин поручил начальнику Совбеза генералу Лебедю срочно добиться перемирия. 31 августа в дагестанском городе Хасавюрт Лебедь и Масхадов подписали соглашение, в котором сепаратистам передавался фактический контроль над республикой, а также предусматривались быстрый вывод войск, свободные выборы и заключение формального мирного договора.
Саша Литвиненко никогда не стремился на войну. Единственное, что он хотел бы делать в жизни — это ловить бандитов. Мусульмане-кавказцы, рядом с которыми он рос в Нальчике, никогда не казались ему врагами. Но как “черная дыра,” которая затягивает все, что к ней приближается и никогда никого не отпускает, эта война вовлекла его в свой мутный водоворот, как и всех других участников этой истории, как и всю Россию.
Подобно большинству войн, она началась в результате ошибок и просчетов с обеих сторон. После краха СССР чеченцы решили, что вскоре получат независимость подобно другим бывшим советским республикам. Эти надежды еще более укрепились, когда Кремль передал всю госсобственность в распоряжение местных властей. Советская армия, покидая Чечню, оставила правительству Джохара Дудаева танки, авиацию, оружие, боеприпасы. Об этом русским потом пришлось горько пожалеть.
Чечня в СССР, однако, не являлась полноценной союзной республикой — как Эстония или Грузия. Она была всего лишь одним из восьмидесяти девяти субъектов Российской Федерации — автономной этнической территорией. С точки зрения Москвы, у Чечни не было права на полный суверенитет. Но чеченцы думали иначе и провозгласили независимость в одностороннем порядке, как это сделал Татарстан, еще один мусульманский регион, находящийся в центре России.
В феврале 1994 года президент Ельцин нанес официальный визит в Татарстан и подписал договор о разграничении полномочий с президентом Минтимером Шаймиевым. По сути, Шаймиев получил полный контроль над внутренними делами своей республики, население которой составляло 3,7 миллиона человек, оставив за Москвой вопросы безопасности, внешней политики, валюты, сбора налогов и так далее.
Чеченцы ожидали такого же отношения к себе и, вероятно, отказались бы от идеи формальной независимости, если б получили возможность решать свои внутренние дела самостоятельно. Но Кремль не шел на переговоры. В сравнении с Татарстаном эта горная нация, насчитывающая чуть более миллиона человек, казалась из Москвы не значительной и не заслуживающей внимания. К тому же, к середине 1994 года “патриотические” настроения в России резко усилились, и Ельцин уже не мог себе позволить предоставить даже видимость суверенитета еще одному федеральному региону. Вместо этого он решил сместить упрямого Дудаева и посадить на его место лояльную Москве администрацию.
Летом 1994 года он санкционировал тайное финансирование и оперативную поддержку антидудаевских мятежников, состоявших в основном из московских чеченцев. Дудаев подавил мятеж и захватил в плен несколько российских солдат, выдававших себя за чеченских диссидентов. Он выставил их напоказ по телевидению и обвинил Ельцина во лжи. Ельцин был вне себя. В декабре 1994 года он ввел в Чечню войска, поверив заверениям министра обороны Павла Грачева, что “полк десантников возьмет Грозный за два часа”.
В ПРЕДДВЕРИИ НОВОГО, 1995 года, Саша Литвиненко с коллегами смотрели по телевизору, как российские танковые колонны продвигаются к Грозному. В патриотическом порыве кто-то предложил тост за скорую победу.
— И чему вы радуетесь? — спросила Марина. — Людей будут убивать. И потом, ведь это война в нашей собственной стране.
Но Саша не считал это войной. Он повторял бравые речи министра о двухчасовой операции для отряда десантников. Ему и в голову не могло прийти, что чеченцы, эти примитивные горцы, станут тягаться с российской армией.
Однако после первых недель войны, когда по НТВ показали разбомбленный Грозный, он начал относиться к происходящему более серьезно. Чеченцы оказывают сопротивление и бьются за каждый дом, говорил он Марине. Поэтому и пришлось бомбить город; ведь это лучший способ их оттуда выкурить, и с гораздо меньшими потерями, чем в уличных боях. Чеченцы были противником, а он русским офицером. Война, конечно, ужасная вещь, но целостность России необходимо сохранить, считал он. Время от времени он ездил в командировки в Нальчик, свой родной город, и Марина понимала, что это имеет отношение к войне, но Саша заверил ее, что никакая опасность ему не грозит; он, мол, занят своей “обычной работой”.
Момент истины наступил для них на второй год войны, во время событий в Первомайском в январе 1996 года. Саша неожиданно позвонил с работы, сообщил, что срочно уезжает в Дагестан, и велел включить телевизор. В течение последующих десяти дней Марина буквально не отрывалась от экрана в надежде увидеть его лицо среди осаждавших злополучную деревню, где отряд боевиков удерживал около 120 заложников. Ей было ясно, что “там творится что-то неладное”; к тому же Саша не звонил, что только усиливало ее тревогу.
Чем дольше драма в Первомайском разыгрывалась на телеэкране, тем очевиднее была беспомощность федерального командования, которое не могло объяснить, каким образом три сотни взятых в кольцо чеченцев четыре дня подряд умудряются сдерживать напор федеральных войск, пытавшихся взять деревню при поддержке артиллерии и авиации. Генералы также не могли объяснить, почему Первомайское подвергли ракетному удару, если большинство заложников были еще живы. И каким образом предводитель боевиков Салман Радуев и его отряд “Одинокий волк” смогли в конце концов оттуда уйти через тройное кольцо окружения.
Через два дня после того, как все закончилось, в дверь позвонили. На пороге стоял Саша.
— Сначала я его даже не узнала, — вспоминает Марина. — Это был совершенно другой человек, беспредельно уставший, с отсутствующим взглядом. Он едва ходил: у него были обморожены ноги.
Через несколько дней он пришел в себя и сделал то, чего никогда не делал раньше, — рассказал о своей работе, о том, что произошло в Первомайском.
Их отряд — группу городских оперов, не имевших боевых навыков, бросили в самое пекло военных действий без оснащения, боевой техники и даже без достаточного запаса воды и провизии. Приказали штурмовать деревню, но не успели они дойти и до середины поля, как их накрыл ракетный огонь с российской стороны, и им пришлось отступить. Спали в неотапливаемом автобусе на диком холоде. У них были консервы, но не было не только ложек или вилок, но даже и ножей, чтобы их открыть. Два дня они провели в автобусе, всеми забытые, без всякой связи с внешним миром. Наконец Саше удалось пробраться сквозь туман к обогреваемой палатке, в которой он обнаружил мертвецки пьяных генералов.