Сашка-разбойница
- Сашка! Сашка! Ты куда спряталась? Лучше выходи по-хорошему, не доводи мать до крайностей! - Ага! Выходи. А там ты с хворостиной, - шептала Сашка, сидя в углу сарая за тюками сена. Обхватив ободранные коленки руками, она шмыгала носом. Слезы оставляли на чумазом лице кривые дорожки и капали на кровавые ссадины, отчего те начинало щипать. Сашка плакала вовсе не потому, что было больно. Ее душила обида. Игра в казаки-разбойники на ничейной территории у сахарного завода закончилась позорно. Правобережные проиграли Левобережным. Никогда такого, сколько Сашка себя помнила, не случалось. И все из-за новенького, который появился у Левых совсем недавно. Ее, капитана Правых, как какую-то плешивую собачонку Савка поднял в воздух и отшвырнул с дороги, отняв этим подлым маневром победу у команды. Он был лишь на полтора года старше ее, но совсем не выглядел сверстником. Рослый, лобастый, со злым прищуром глаз, он сразу же не понравился Сашке. И пусть он сплевывал совсем как взрослый, носил фуражку, сдвинув на затылок, а кулаки держал в карманах широких штанин, все равно Сашка чувствовала, что за его показным ухарством скрывается мелкая душонка. В итоге она и проявилась - Савка нажаловался своей маме, а та потащила его за собой, чтобы показать родителям обидчицы, до чего она, Сашка, дрянная девчонка. - Вы бы своей разбойнице надавали как следует! - не унималась Савкина мамаша, от негодования переходя на фальцет. - Где это видано, чтобы коровьим говном в лица порядочным людям кидались? - Вы бы мальчика умыли, прежде чем через весь поселок тащить. Сашка подняла голову. Она знала, когда мама на самом деле сердится, а когда для утихомиривания жалобщиков брови к носу сводит и говорит строгим голосом. Вот и сейчас Сашка распознала спрятанный в мамином голосе смех. Это приободрило. Еще раз шмыгнув носом, девочка поднялась и крадучись подошла к стенке сарая - туда, где доски рассохлись, и можно было одним глазком посмотреть на происходящее во дворе. Где-то в соломе шуршала мышь. Пряно пахло скошенной травой, спелыми яблоками и отголосками жаркого лета. Недалеко стояла коза и торопливо жевала, воровато отщипывая сено, заготовленное на зиму. Она косила желтым глазом на девочку, следом за которой пробралась в сарай, и еще быстрее жевала, стараясь набить живот до того, как хозяйка прогонит ее, применив ту самую хворостину, с которой в последнее время не расставалась. Правда стегали по большей части не ее, а человеческого детеныша, который сейчас прижимался лицом к щели и почесывался от налипшей к потному телу соломы. - Пусть все видят, на что способна ваша доченька! Сашка хихикнула. Как же быстро подсох навоз! И лег такой плотной коркой. С ней Савка стал похож на того черта, каким они с подругами на Пасху пугали набожных старух. Теперь чтобы отмыть его лицо, нужно будет не меньше получаса полоскать его в кадушке с водой. Савка, только сейчас понимая, что в раже предвкушения возмездия прошелся с таким лицом через весь поселок, жалобно поскуливал. - Саша, выходи. Я тебя вижу, - мама повернулась к сараю. Сашка проследила, как она отбросила хворостину, давая понять, что стегать дочь прилюдно не будет. Может и потом обойдется, когда Саша расскажет ей, почему решилась на такой дерзкий поступок. Дверь скрипнула, выпуская на волю чумазую девочку. Трусы, сшитые на манер коротких штанов, пузырились на тщедушной фигурке. Острые лопатки, худенькие коленки, конопатое лицо и две толстые (единственное, что было в Сашке толстым) косы, скрученные баранками над ушами. - Тю! - Всплеснула руками Савкина мама. - И вот эта козявочка одолела моего сына? Последующего Саша никак не ожидала. Савка получил от своей мамы такой звонкий подзатыльник, что с дерева взлетела стайка синиц. - Иди домой, позорище! Кивнув Сашиной маме, Савкина родительница подобрала хворостину и погнала сына по поселку. Его ноющий плач слышала вся Правобережная, а потом и Левобережная сторона. Больше Савва Коровья Лепешка к Сашке не подходил и в играх между Правыми и Левыми не участвовал. - За что ты его так? - спросила мама, наливая кипяток в лохань. - Он жульничал, - коротко пояснила Сашка, осматривая локти, которые тоже пострадали при падении. - Не противно было свежую коровью лепешку в руки брать? - Не-а. Я знала, что снизу пыль коркой припеклась. Я руку подсунула и тут же лепешку швырнула. Мама покачала головой. - Мам, ну иначе бы я с ним не справилась. А так и жулика наказала, и убежать успела. Будет знать, как с Правыми связываться. Ай, щиплет! - Терпи, коза. - Мам, там Манька в сарае зимние припасы сжирает. - А где же моя хворостина? - нарочито удивленно спросила мама. - Ой, наверное, придется за ней к Савкиной маме идти. Ей, должно быть, уже не нужна! - засмеялась Сашка, разбрызгивая пенную воду, смывающую грязь и недавние слезы. - Можно к вам? - На пороге большой комнаты стояла соседка с лукошком яиц. - Заходи, Степанида, - мама накинула на Сашку большое полотенце, нагретое у печи, и подтолкнула дочь к двери в спальню. - За молоком пришла? Сашка, оставляя за собой мокрые следы, на цыпочках побежала к кровати и, запрыгнув на нее, принялась вытираться. Хотя мама и прикрыла дверь, девочка все равно слышала весь разговор. - Как Васек? - Плохо. Уже не встает. Сашка, потянувшись за гребнем, застыла. - Что доктор говорит? - Скоро отмучается сынок мой, - вздохнула соседка. - Совсем прозрачный стал. Сняв с головы полотенце, накрученное тюрбаном, Сашка расправила волосы. Потихоньку, начав с самых кончиков, стала расчесывать. Жалко Василия. Еще совсем недавно тетя Степа выносила сына в сад полежать на траве. Его кашель, то тихий, то надсадный, доносился в открытые окна веранды, заставляя сердце сжиматься от жалости. Мама не разрешала ходить к соседям, боясь, что худенькая Сашка заразится чахоткой, но девочка сквозь листву видела, что от некогда крепкого Васи остались кожа да кости. Еще пару лет назад семнадцатилетний Василий запросто мог поднять свою маму, а теперь она носила его на спине, придерживая за руки. Сашка вздохнула и опять прислушалась к разговору. - Колбасу все время просит. Помнит ее довоенный вкус. Да где же ее взять? - В город надо ехать. Там на Куйбышевской в мясной лавке колбасу и сейчас продают. Дорого, правда. - Да любые деньги, лишь бы сыночек напоследок порадовался. Но на кого я его оставлю? У Саши защипало в глазах. Ей как-то особенно стало жалко Василия. Он умирает и мечтает о какой-то там колбасе. Странно. Поразмыслив, чего бы она желала, если бы лежала больная, решила, что, пожалуй, о петушке на палочке. Во рту сразу собралась слюна. Закрыв глаза, Саша, словно наяву увидела, как красный петушок, смазанный сверху маслом, чтобы не прилипал к собратьям, блестит призывно на солнце. Он так искусно сделан, что видны его перья, и загнутый клюв, и прозрачный гребешок. Саша помнила, как на Первомай замирала у столика, на котором были разложены красные, зеленые и желтые леденцы. Петушки, которые выбирали девочки, и пистолеты, которые всегда выбирали мальчики, стесняясь казаться малышами. А еще пятиконечные звезды. Большие и пузатые. Но их Саша не любила. Как не осторожничай, звезда все равно в итоге ломалась, и ее куски падали на землю, отчего Саша расстраивалась. Не то что петушок. Лижи его хоть до палочки - он весь твой. А тут колбаса... - Я завтра уезжаю в райцентр, на обратном пути заскочу и куплю. - На сколько уезжаешь? - оживилась соседка. - В следующий вторник вернусь. - Нет, боюсь, Вася и до субботы не дотянет... Проводив соседку, мама вернулась в комнату. Взяла с полочки йод и пробкой от бутылки стала наносить щиплющую жидкость на царапины, отчего на Сашкиной коже оставались желтенькие кружочки. Сашка визжала и брыкалась, но не от боли вовсе, а от переполнявших ее и ищущих выхода чувств. Тут была и любовь к маме, и обида, что она опять оставляет ее одну. Мама не часто уезжала в райцентр, но дорога туда и обратно занимала неделю, и все хозяйство оставалось на девочке. Манька, которую надо было доить, два прожорливых индюка, пес Колчак и сад-огород. С приходом осени добавилась еще и школа. Конечно, мама оставляла запасы еды, но их было немного, все-таки еще шла война. - Мама, а не ехать нельзя? - Нельзя, милая. Мама лежала рядом, укрытая с Сашей одной простыней. Сентябрь только назывался осенним месяцем, но здесь, на юге, еще продолжалось лето, и ночи были по-прежнему теплыми. - Запомни, Саша, каждое утро перед школой будешь забегать к тете Нюре, я с ней договорилась. Она будет давать тебе булочку и стакан молока. Манькино не пей, оставь его для Васи, ему нужнее. - Мама, он умирает? Мама немного помолчала. - Да. - Мне жалко Васю. Он разрешал в их саду груши рвать, а когда на меня напала бродячая собака, спас, посадив на забор. А она ему все штаны порвала. Тетя Степа сильно ругалась. - Да, он хороший. - Поповская дочка говорит, что ему уготовано место в раю. Мам, а рай есть? - Нет, дочка. Нет ни рая, ни ада. Ни ангелов, ни чертей. Ничего нет. Не слушай больше сказки отсталых старух. - Но поповская дочка не старуха... - Все равно не слушай. - Мам, а помнишь, к нам на Пасху поп приходил? Что ты ему такого сказала, что он как ошпаренный убежал? - Он мне крест показал, а ему партбилет. Но больше не ходи в церковный двор, нехорошо чужое брать. - Я знаю. Мы сначала в шутку решили чертями одеться и старух напугать, что пришли куличи крестить, а потом так есть захотелось... Это Колька с Семеном яйца и куличи потырили,