Владимир Зюкин
Сашка
Часть первая
Глава I. С бабушкой
1
Жителей горняцкого городка кормила работа в шахте. Иные кур и коров при доме держали, имели приусадебные участки или в тайге, что видна была из города, промышляли. На шахтах труд ручной преобладал. И было в моде «стахановское» движение. О победах трудовых сообщали газеты, фотографии передовиков украшали Доску Почёта. Порой шахтёрам специально создавались условия в забое с прицелом на громкий рекорд: с помощью цифр рекорда корректировался месячный план.
В центре города располагался рынок. Приезжие крестьяне снабжали городское население продуктами – растительными, мясными, молочными. Как-то осенним, погожим днём пожилая баба бродила в людской толпе рынка.
– Васёк! – прокричала она, подойди!
Плюясь ореховой скорлупкой, неспешно подошёл к ней паренёк высокого роста:
– Мам, денежек подкинь, конфет куплю сёстрам.
– А что, разве отец не дал копеек?
– Нет.
– У, жадный… – Ухмыльнулась бабка, потянув парня за рукав рубахи. – А мы лучше жмыху купим.
Пробившись к телеге, заваленной мешками, бабка сторговала у крестьянина полпуда жмыха. Парень кинул мешок на плечо.
– Погоди, Вася! – задержал его белобрысый парень. – Почему Ксюша школу пропустила? Не заболела?
– Так она тебя ждала, у окошка утром просидела… Зашёл бы… – улыбаясь, ответил Васька.
– А если не стану заходить, школу бросит?
– Смешно…
Плюнув под ноги, Васька догнал мать.
– Мам, Ерёмин о сестре спрашивал. Видел бы, как поленом ты по ней…
– Так она у нас шалава, вот и заслужила! – ответила мать.
Васька оставил мешок на крыльце. Застучало в сарае ведро – бабка уже села под корову. А в горнице отмытый пол играл с лучами солнца, влетающими в окно. В кухне девочка, с косичками, двигала чёрный чугун на плите. Возмутилась:
– Чего мешок на крыльце делает?
– Анька, в школу опоздаешь, – отмахнулся от неё брат.
Девочка сунула тетрадь и книжку под мышку и выбежала на крыльцо.
– Пойду, мам! – пропищала.
Услышала в ответ:
– Иди, дочь, иди.
2
Солнце коснулось горизонта. Парни и девчата столпились в городском парке у танцплощадки. Ветерок качал ветви берёз, и они как бы дирижировали музыкантам. Одиноко стоял блондин.
– Скучаешь, Витя? – к нему обратился парень чубатый, ведя рыжую девушку под ручку.
– Ждёт Ксюшку, – хихикнула девушка. – Зря ждёт: не отпустит её мать.
"Точно, не отпустит…" – грустил Ерёмин. Он, выйдя из парка, закурил; потом пошёл по дороге к избе, где проживала его Ксюша, открыл калитку. Всё знакомо ему здесь – и лавка у окна, и камень для соления капусты, валяющийся у бочки с водой. «Погожу, вдруг выглянет. Эх, жениться бы, учиться брошу, пойду работать – и так уж куском попрекают» – подумал.
А в соседском дому, где жил блондин, плыл запах борща, заправленного опятами. Тускло светила лампочка в кухне, висящая на облепленном мухами тонком проводе. На стене повисли вязанки лука, их щупал с табуретки старик Ефим Ерёмин. У духовки грела зад Еремеиха. Жидкие волосы её болтались на шее, лохматые брови ползли к векам, лоб бороздили морщины.
– Пора ужинать, – она повернулась к мужу.
– Маньки и Витьки нет…
– Манька ушла за брагой, к Рязанчихе. Да вон идёт…
– От Рязанчихи? – спросил Ефим появившуюся дочку, сойдя с табурета.
– От неё, – писклявый голосок. Нос девушки смешно сморщился, почуяв запах грибов.
– Рассказывай, что там у них? – обратилась к дочке Еремеиха, покосившись на банку с бурдой. – Дома сам?
– Нет, а другие дома – Аня за учебником, тётя Агата стирает, а Ксюша ревёт, как тёлка, – выпалила Манька.
– Ревёт? – спросил Ефим.
– Из дома не выпустили, – отвечала, хихикнув Манька.
– Из-за Витьки мать дочку гложет, – сказала Еремеиха, покачав головой.
– И никого не гложет тётя Агата, а стирается, – засмеялась Манька.
– Давайте жрать, будя языками чесать! – призвал Ефим.
Манька наполнила миски. Ефим кривыми пальцами подтянул миску ближе к себе:
– Вкусно! А Витька не похлебает горячего, где черти носят…
– Известно где, – сказала Еремеиха, хмыкнув. – Рубаху приодел чистую, знамо, около её дома крутится.
– А парочка ничего! – Ефим высказался. – И тебе девка по нраву; может, поженим. Признайся, сама про то думаешь…
– Не знаю… Наш гол, как сокол, голу возьмет, с голоду и подохнут.
– Болтай… – возмутился Ефим. – Витька не калека, да и работящий.
Запахло картошкой, тушённой с мясом.
– Старая, бражки налей. Забыла, что ль? – встрепенулся Ефим.
– Заболталась. Манька, разлей по стаканам, а я огурцов наложу.