Виктор бросил учёбу и на фабрике прошёл курсы электриков. Зарабатывал теперь собственный кусок. А вечерами постоянно вертелся у роддома. Фабричный комитет обещал молодожёнам квартиру. Узнав об этом, Агафья Кирилловна сказала: «Сынок, чаще бывай у неё, успокаивай, но если убежите на другую квартиру, я вам не мать».
Он снова у роддома. Женщина-медик из окна поманила его пальцем.
– С карапузом поздравляю! – торжественно объявила, когда вступил он в помещение больницы.
– Спасибо… – шепнул он, как будто боялся разбудить сына. Домой полетел, как на крыльях! Попутно купил в магазине две бутылки водки.
– Мам, сын! Забыл число? Надо бы в альбом записать!
– Двадцать второе, – глядя на водку, промурлыкала Еремеиха.
– Запишу число, год.
– Сколько весит, не узнал? – поинтересовалась Еремеиха.
– Не узнал, забыл, а, ничего, вырастит, тяжёлым станет.
Все думы его теперь были о ней и сыне. Из больницы прибыла она худая, бледная, как будто слеплена из воска. Однако с нежностью смотрела она на мужа.
Однако время не выносит однообразие, если новое что-то появится, норовит вмешаться. Вот и Ксения изменилась: к Виктору уже не льнула, стала грубить ему. Устроившись кассиром на фабрику, домой приходить стала поздно, отмалчивалась, думая о чём-то своём. Виктор забеспокоился.
– Терпи, сынок, – заметив настроение его, обронила Агафья Кирилловна, – со вторым ходит, потому такая. Как разродится, снова будете лизаться.
– Терплю, мам, но чую что-то плохое.
– Пойдём, – предложила старуха, вытерев руки о передник, – разбросаю карты.
Рассыпала карты по столу.
– Плохо легли… – сказала, качнув головой. – Ксюша с пиковым королём… Это будет, это было, это ждёт. Тебе казенный дом выпал. – Она нервно собрала карты. – Осторожней будь на работе.
– Ничего не случится, скорей бы родила…
Поднял сына на руки, подкинул его вверх.
– К сватье сходим? – предложила Агафья Кирилловна.
Неся сына, Виктор целовал ему щёки, лоб, видя в нём Ксюшу. «Влюбилась в пикового короля? Если так, жить не стану…» – ударила мысль. Остановился у родительского дома.
– Витя, – в форточку голос Василисы, – вноси внука, гостинчик я ему припасла.
6
По крышам домов стукнули капли дождя. И вскоре вода хлынула по улицам, а у водокачки появилась большая лужа. Она сразу собрала около себя босоногих мальчиков. Карапузик кривоногий прикатил выброшенную кем-то бочку. Мимо проходила почтальонка, в плаще, с сумкой. Покачав головой, крикнула малышу:
– Не лето, простудишься, иди домой!
– Не-е, на бочке поплаваю, – прогнусавил тот.
Почтальонка, махнув рукой, продолжила путь. Из сарая, с поленьями берёзовых дров, вышла Еремеиха.
– Авдотья, зайди – чайком попою, – увидела она почтальонку.
– Зайду, у меня повестка.
– Повестка?
– Пошли, распишешься, – почтальонка подтолкнула Еремееху к порогу.
Та, подставив табуретку почтальонке, подержала лист и возвратила.
– Прочти, очки долго искать.
Почтальонка прочла:
" Прибыть в военкомат Ерёмину Виктору Ефимовичу 23 мая 1939 года к 10 часам утра".
– Мань, угости Дуняшу, я к Рязанчихе, – наказала Еремеиха.
На голову платок кинув, засеменила она к соседке. Переступила порог:
– Сватья, дома?
– Дома. А ты как напугана чем-то?
– Так забирают в армию Витю, уже повестку принесли…
«Прибыть в военкомат…», – прочла Агафья Кирилловна у окна.
– Уедет…– застонала Василиса. – А где молодка? – голос хриплый.
– Прийти пора… Да вона идёт, легка на помине.
Стряхивая с зонтика капли дождя, вошла в дом Ксения. Глянув на матерей, ухмыльнулась:
– Вы как с похорон.
– Ксюша, ведь и впрямь неладно… – сказала, по бёдрам хлопнув себя, Василиса, – Витю в армию берут.
– Ничего особенного, – отвечала, зевая, Ксения. – Мужчина, если он здоров, отслужить обязан.
– Не волнуешься, гляжу? – возмутилась Агафья Кирилловна. – Ведь муж.
– Рыдать прикажете? – прошипела, ощетинившись, Ксения.
– Не хорохорься, касатка, неизвестно, возвратится, али нет, – высказала Василиса.
– Отстаньте!
С досадой глянув на старух, Ксения спряталась за шторой. Заплакал малый. Агафья Кирилловна подошла к постели.
– Сын орёт, а ты как глухая, – заворчала она на дочь.
Василиса ушла, хлопнув дверью. Агафья Кирилловна подошла к дочери:
– Ты не дитё, пора бы понимать – что плохо, а что хорошо. Зачем так при ней говорила? Она сыну передаст.
– Пусть передаст, – буркнула Ксения, сев перед зеркалом.