Дом Дэвида Сассуна в Бомбее, Сан-Суси, украшенный для "грандиозного развлечения" в 1859 году.
Ворота особняка были украшены английской короной, окруженной флагами и знаменами праздника, а его сады были блестяще освещены. Символизм не остался незамеченным. " Похвалив мистера Сассуна за великолепие развлечения, его светлость, упомянув о том времени, когда высказывались опасения по поводу лояльности части жителей Бомбея, сказал, что тогда он имел счастье обнаружить, что еврейская община занимает первое место в рядах лояльных". Спустя три десятилетия после своего унизительного бегства из Багдада Давид оказался одним из грандов своего нового дома, которого не преследовали, а чествовали за его лояльность и богатство. Раввин из Палестины, посетивший Бомбей в том же году, повторил описание The Illustrated London News:
У всей [еврейской] общины Бомбея есть один принц, который является главой над всеми. Это аристократ, самый праведный из людей, одновременно богатый и праведный, старый и почитаемый, щедрый и филантропический... а именно шейх Дэвид Сассун Салех.
Его одежды длинны и широки, на голове у него большой тюрбан, точно такой же, как в городе Багдаде, а над ним витают чистота и слава.
Дом в Бомбее стоит и по сей день, переоборудованный под крупный медицинский центр Masina Hospital. Очевидные следы Сассунов теперь немногочисленны, но наблюдательный посетитель может заметить семейный герб с еврейскими и латинскими девизами (подробнее об этом позже) в центре замысловатой лестницы, сделанной из дуба, специально привезенного из Англии, которая соединяет два этажа здания. В саду были построены новые здания, но дом стоит до сих пор, и можно выглянуть с балкона и представить себе большой сад, где в то время проводились многочисленные вечеринки.
Легче найти изумительный голубой экстерьер синагоги, которую Давид построил неподалеку. Надпись внутри синагоги Маген Давид в Байкулле гласит, что "этот молитвенный дом был возведен за счет Давида Сассуна и завершен в 1861 году". Здание было отремонтировано и расширено внуком, Джейкобом Сассуном, в 1910 году, а в 2019 году восстановлено индийским правительством до прежнего великолепия. Сегодня синагога по-прежнему служит небольшой еврейской общине, проживающей в Мумбаи. Синагога, величественный дом и вечеринки, устраиваемые в нем, служили цели более важной, чем простая помпезность. Прекрасно понимая фундаментальную взаимосвязь между политикой и бизнесом, Дэвид использовал статус, который они отражали и обеспечивали, для лоббирования интересов своей фирмы перед британскими властями (и ключевыми лицами, принимающими решения в других регионах). Когда через шесть недель после вечеринки тарифы на импорт были внезапно повышены, чтобы увеличить доходы индийского правительства, Дэвид был одним из шести лоббистов, которые представляли меркантильное сообщество Бомбея перед новым губернатором города, призывая вернуться к старым тарифам или хотя бы сделать послабления для товаров, уже находящихся в пути или прибывших в порт. В этом случае влияние Дэвида было отклонено - мольбы купцов были отвергнуты, но роль, которую он взял на себя, переплетая политику и экономику в защиту интересов, как специфических для его фирмы, так и общих для купцов его города, была той, которую он будет играть снова и снова. Тарифы, колебания курсов валют и морские перевозки становились все более важными для Дэвида по мере расширения семейной фирмы, как в плане открытия новых филиалов, так и в плане торговли новыми товарами. То же самое происходило и с его сыновьями. Абдалла был рядом с отцом в Бомбее, организовывая расширение и налаживая отношения с торговцами и агентами посредством бесконечной переписки. Элиас остался в Китае, расширяя сеть поставщиков опиума и розничных торговцев, которые менее чем за два десятилетия превратили семью из новичков в крупных игроков в торговле. Не менее эффективно Дэвид устроил Сассуна Дэвида (С.Д.), своего третьего сына и первого от второго брака. С.Д. был интересным персонажем. Как и все сыновья Дэвида, он был отправлен за границу на стажировку - в его случае в Багдад, где его познакомили с женщиной, на которой он должен был жениться, а затем в Шанхай. В 1858 году, в возрасте двадцати шести лет, он стал первым членом семьи Сассунов, переехавшим в Лондон, создав третий центр в сети компании. Лондон был не только столицей Британской империи, но и стал финансовым центром мира, и семье было необходимо присутствие в нем.
В отличие от своих братьев, С.Д. любил природу, собирал книги и погрузился в изучение Талмуда. Наблюдатели считали его "пионером Дома Сассун в Англии" и тем, кто заложил основу для последующего успеха его братьев и сестер. Высокий и худой, он не отличался таким крепким здоровьем, как его братья. Его считали мечтателем и интровертом - противоположностью своему брату Рубену, - хотя он был трудолюбив. Он любил писать и редактировал первое в Бомбее периодическое издание на еврейском диалекте багдади, демонстрируя журналистские наклонности, которые однажды унаследует его дочь. В Лондоне он установил ровные отношения с ланкастерскими промышленниками, жаждавшими покупать хлопок-сырец и продавать взамен текстиль, и компаниями, базирующимися в лондонском финансовом районе Сити, заинтересованными в поставках чая, шелка и металлов, а также завязал связи с британскими политиками и представителями аристократии. Отзыв С.Д. из Шанхая и отправка его в Лондон оказались мастерским ходом со стороны Дэвида. В течение следующего десятилетия бизнес в Лондоне расширился настолько, что Рубен, который в то время был учеником в Китае, был отправлен на сайт , чтобы помочь справиться с огромным количеством сделок. Интуиция, а также необходимость сбора информации побудили его отправить Элиаса в Китай, а затем отправить С.Д. в Англию. Младший брат Рубена Сулейман последовал за своими братьями и сестрами в Гонконг и Шанхай, но так и не отправился на запад. В этом он был необычен.
Историк Сугата Бозе заявляет: "За единственным исключением Сассунов, ни один из азиатских капиталистов-посредников не смог пробиться на арену высоких финансов в колониальную эпоху". Он утверждает, что в отличие от большинства индийских, китайских и багдадских еврейских капиталистов, которые стремились в основном контролировать базарную экономику Индийского океана, только Сассуны "смогли проникнуть в эшелоны высших финансов в Лондоне, начиная с середины 1850-х годов". Дэвид также мудро менял своих сыновей местами, делая братьев взаимозаменяемыми, что позволяло всем им как семье реагировать в полную силу в кризисные времена. В течение следующих трех десятилетий большинство сыновей Дэвида и их семей перебрались в Англию. Его внукам будет неинтересно жить в Индии или Китае, а прямая связь с багдадскими корнями и языком будет прервана. Дэвид не мог этого предсказать, но он сам привел процесс в движение. В 1861 году он профинансировал для С.Д. приобретение поместья в Суррее, в семнадцати милях от Лондона, стоимостью 48 500 фунтов стерлингов (около 5 миллионов фунтов стерлингов сегодня). Эшли-Парк, как называли это поместье, на десятилетия вперед станет одним из самых заметных символов богатства семьи и ее меняющихся устремлений.
ТОРГОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ
Первая половина 1860-х годов стала для бизнеса Дэвида периодом интенсивного развития. После легализации потребления опиума в Китае британцы стремились получить как можно больше доходов от продажи наркотика. Правительство Индии решало, сколько опиума поставлять на рынок и сколько земли отводить под его выращивание. Если правительство обнаруживало спад производства, оно повышало цену на опий-сырец, чтобы стимулировать его. Во второй половине XIX века опиум был самым ценным импортом в Шанхай: в 1865 году его стоимость составила около 16,4 миллиона таэлей (около 1,7 миллиона фунтов стерлингов или 8,5 миллиона долларов в то время). По мере того как опиум становился все более распространенным в Китае, он стал использоваться китайскими лавочниками в качестве валюты и платежного средства.
Утверждают, что "без наркотиков, возможно, не было бы Британской империи". Конечно, число имперских подданных, вовлеченных в торговлю, росло и росло. Поскольку торговцы в Бомбее и Калькутте стремились получить большую долю прибыли, все больше фирм вслед за Сассунами предлагали фермерам ежегодные денежные авансы, чтобы обеспечить стабильные поставки. К 1860-м годам по всей стране мак выращивали примерно 1,5 миллиона мелких крестьянских хозяйств, которые доставляли сырой урожай в ближайший государственный офис. Работа была тяжелой, а безопасность, которую обеспечивали авансы, не означала, что крестьяне не подвергались эксплуатации. Недавнее эмпирическое исследование показало, что многие "крестьяне производили опиум себе в убыток" и продолжали заниматься этим "не приносящим дохода делом" из-за отсутствия альтернатив. Как только они соглашались на авансы, предлагаемые торговцами и правительством, они "попадали в паутину договорных обязательств, из которой было трудно выбраться". Некоторые авторы подчеркивают важность опиума для индийского крестьянства и его вклад в сельское хозяйство. " Истинные преимущества выращивания мака заключались не в чрезмерных денежных прибылях, а в безопасности и снижении рисков в обмен на четырех-пятимесячную работу, требующую больших усилий".
Когда спрос и конкуренция на индийский опиум возросли, Сассуны даже обратили внимание на зарубежные страны, чтобы разнообразить свою цепочку поставок, дополнив торговлю опиумом из Мальвы и Патны его персидскими и турецкими аналогами. В письме из Пуны в Бушир (город, куда семья бежала из Багдада и где прожила год до переезда в Бомбей) Абдалла жаловался одному из служащих, что цены на персидский опиум низкие и что китайцы предпочитают индийские товары. Ежегодный отчет Бомбейской торговой палаты подтвердил, что в порт прибыла только одна значительная партия персидского опиума, и то через Сингапур. В отчете указывалось, что "господа Д. Сассун, сыновья и Ко до сих пор были главными отправителями". В последующие десятилетия, когда спрос еще больше возрос, персидский опиум стали продавать по всему Китаю.