Как Сулейман и остальные члены семьи реагировали на эту непрекращающуюся критику и требования, судить сложно, поскольку каждое письмо, отправленное Абдалле, было вежливым и услужливым, как того требовало его положение. Иногда Абдалла предстает перед нами как сострадательный управляющий, заботящийся о благополучии Сулеймана: "О, брат мой, я долго думал, но так и не написал тебе: Я думаю, что тебе нужна смена воздуха и отпуск, по крайней мере, два-три раза в год, каждый раз на 15 дней. Если вы не хотите этого делать, то, учитывая ваши обязательства и то, что вы не любите уезжать из дома, вы должны это сделать ради своего здоровья". В других письмах он, кажется, защищается: Через три недели после ругани с Сулейманом по поводу персидского опиума Абдалла заявил: "Мы не вмешиваемся в вашу торговлю опиумом, и решаете ли вы покупать или нет, мы оставляем на ваше усмотрение. Мы лишь время от времени спрашиваем, купил ли ты и как прошла покупка".
Использование критики для управления и мотивации партнеров и сотрудников фирмы не было новым приемом. Дэвид был мастером этого искусства, и Абдалла был далеко не единственным членом семьи, который научился ему. Жалобы на то, как другие дома ведут сделки, особенно те, которые не приносят прибыли, были бесконечными, о чем ясно свидетельствует одно письмо из Лондона в Бомбей: "Перестаньте жаловаться, а если вы ворчите, то докажите, что у вас есть реальная причина, а не просто так". Микроменеджмент Абдаллы не знал границ: Когда он "посоветовал" сотруднику в Калькутте носить "английскую одежду" при встрече с британскими чиновниками по официальным делам, он не ограничился их профессиональной одеждой: "Конечно, вы сами решаете, что вам лучше носить, но я считаю, что вы всегда должны носить английскую одежду". С возрастом он стал еще более привередливым; он отправлял подробные инструкции о том, как должны быть упакованы посылки с письмами при отправке из одного офиса в другой, чтобы сократить расходы и сэкономить время. Естественно, сотрудники и другие члены семьи копировали его стиль; один родственник и высокопоставленный сотрудник в Бомбее посоветовал Сулейману в Гонконге "общаться только с успешными людьми".
По мере увеличения количества офисов росло и число сотрудников фирмы, а работа с ними отнимала все больше времени. Некоторые сотрудники, стремясь сколотить собственное состояние, в итоге несли значительные убытки, вкладывая деньги за пределами фирмы, и Абдалла и старшие партнеры должны были решить, дать ли им возможность вернуть часть денег или отказаться вносить за них залог и рисковать испортить отношения с преданными и компетентными подчиненными. Во всех этих обстоятельствах сотрудники напоминали партнерам об их твердой приверженности и лояльности. Один из них умолял Абдаллу отдать ему долю в партии товара, поскольку это "уберет его до конца карьеры", и его желание было исполнено. Щедрость не ограничивалась торговцами: О сотрудниках, которые работали на Сассунов в разных качествах, тоже нужно было заботиться. Отец первого репетитора английского языка С.Д., уволившись из британского флота после тридцатипятилетней службы, попросил "подходящую работу в Индии", и его просьба была удовлетворена. Когда в середине 1890-х годов общий объем бизнеса сократился, руководство в Лондоне решило уменьшить зарплату сотрудникам в Калькутте на 20 %, что, понятно, вызвало гнев и недовольство, и из колониального форпоста в штаб-квартиру в метрополию было отправлено прошение. Ответ, написанный на отрывистом английском языке одним из представителей нового поколения служащих, набранных из провинции не в Османской империи, а в Англии, был тверд: "Партнеры желают, чтобы я указал, что этот шаг был сделан сознательно в связи с заметным снижением объемов бизнеса, проходящего через филиалы, по сравнению с прошлыми годами". Лондон, однако, заверил Калькутту, что сокращение касается всех сотрудников повсеместно, и объявил "об уступке в 5 % в пользу сотрудников [Калькутты]", так что их зарплата уменьшилась всего на 15 %.
Тема лояльности сотрудников всегда была на повестке дня, особенно в первое десятилетие после раскола, когда Элиас преследовал сотрудников семьи, пытаясь построить свою собственную фирму. Мы видим, как один из племянников Сулеймана пишет письмо, чтобы заверить дядю в своей лояльности перед лицом двух прямых подходов со стороны Элиаса, который даже сделал предложение Мозель (младшей дочери его матери и Дэвида), и поблагодарить его за то, что он убедил Бомбей позволить ему заниматься более широкой торговлей и тем самым приумножить собственное состояние. В ход могла пойти и палка, и пощады не было тем, кто переступал черту, - особенно если это был не член семьи. В одном из странных случаев Абдаллаху, находившемуся летом в Пуне, сообщили, что в Бомбей пришло анонимное письмо, в котором утверждалось о "предательстве одного из клерков в Лондоне". Аарон Моше Габбай, один из зятьев Абдаллы и высокопоставленная фигура в бомбейском офисе, был уверен в личности информатора в Лондоне. Он предложил тамошним партнерам провести расследование, а затем сослать преступника в китайский Фучжоу на два-три года, пока "он не забудет все секреты наших профессий".
Доверие к подчиненным неизменно было главной проблемой для всех мировых торговцев. Ведь на кону стояли огромные суммы денег, и конкуренты готовы были дорого заплатить за любую конфиденциальную информацию о сделках или товарных запасах, которая могла бы привести к выгодным сделкам. В конфиденциальной записке, направленной в Лондон, один из представителей фирмы в Манчестере сообщал, что посетил офис конкурента и столкнулся со служащим-парси, "который разглашает то, что происходит" в его офисе. Он предупредил: "Взяточничество в значительной степени продолжается - пока существует такая ситуация, ваши интересы не могут быть соблюдены", и что утечка информации будет означать убытки.
Конкуренция с Э. Д. Сассуном, несомненно, усиливала подобные опасения. В письме Абдалле Габбай предупреждал: "[Элиас] не собирается сидеть на лаврах и преследует наших людей либо для того, чтобы завербовать их, либо для того, чтобы попросить их шпионить для него. Тем временем мы сидим тихо и наблюдаем за всеми этими действиями", и что Элиас будет упорно идти по их стопам и откроет филиалы в Калькутте и Лондоне - в общем, везде, где работает David Sassoon & Co. Габбай был ястребом, убежденным в необходимости противостоять фирме Элиаса и "сражаться с ним на каждом углу". В своих письмах к Абдалле он неоднократно призывал его пресечь "безграничную жадность этого Элиаса" и "ограничить его деятельность и поставить его на место". Это было нечто большее, чем здоровая конкуренция: Габбай намеренно затягивал возврат Э. Д. Сассуну процента от морской страховки за одну партию опиума, агентом которой выступала компания David Sassoon & Co, и на каждое напоминание Абдаллы придумывал разные оправдания. Вскоре после этого он умолял Абдаллу поднять на борьбу остальных братьев: "Элиас заинтересован в том, чтобы расширить свой бизнес и разгромить наш, но если братья приложат усилия, он не сможет нам навредить". Габбай знал, что для того, чтобы достучаться до Абдаллы, ему нужно напугать его не только потерей сделок, но и, что еще важнее, потенциальной потерей работников.
Для Абдаллы все было не так просто. Разрыв задел его за живое, и он стремился избежать дальнейших раздоров в семье. И хотя он не хотел уступать бизнес своему брату, он считал стремительное расширение бизнеса Элиаса безрассудным и больше беспокоился о том, какой ущерб это может нанести репутации семьи. " Мне очень грустно слышать об огромных убытках, которые Элиас понес от торговли опиумом. Это кошмар для меня. Его жадность возьмет над ним верх". Как мы увидим, у Абдаллы были и другие заботы. Его политические амбиции в Индии и тяга к Лондону и английскому обществу, возможно, уменьшили его аппетит к конфронтации, которой желал Габбай.
Восемнадцать шестьдесят девять стали знаковыми для мировой торговли в XIX веке и в последующие годы: Открытие Суэцкого канала длиной 101 миля значительно сблизило Азию и Европу. Длина пути из Бомбея в Лондон через мыс Доброй Надежды сократилась с более чем 10 000 морских миль до примерно 6 000, что позволило снизить стоимость морских перевозок на 30 %. Путешествие из Марселя в Шанхай значительно сократилось - со 110 до 37 дней. Открытие канала дало толчок развитию новых пароходных технологий и позволило пароходам конкурировать на азиатских маршрутах. В результате высокотоннажные пароходы, направлявшиеся в порты Восточной Африки и Азии, смогли пройти из Средиземного моря через канал в Красное море и далее в Индийский океан. Экономическая жизнь Западной Индии в целом и Бомбея в частности преобразилась. Сухопутный путь в Индию, предполагавший пересечение Синайского полуострова на караванах, обычно занимал от четырех до шести месяцев, в зависимости от погоды и скорости движения кораблей до Александрии. Морской путь занимал от одного до двух. С открытием Суэцкого канала мир стал меньше, а значение Индии и Египта возросло, как и авторитет мировых купцов, работавших в этих регионах и знавших о них. Сассуны, опять же, были одними из первопроходцев, которые понимали эти изменения и то, что они означали для мировой торговли. Такие люди, как Абдалла, считались решающими для