Вчера пришло Ваше письмо по поводу здания, которое я купил у Вас в Гонконге для синагоги. Меня удивило Ваше заявление, что, хотя Вы продали мне здание, Вам необходимо мнение Фараджа Хаима [младшего брата]. Помните, когда мы вместе ехали в вагоне [в Гонконге], вы сказали мне, что рады продать мне здание по любой цене, потому что оно предназначено для благотворительности? Только потому, что мы братья, ты продал, а я купил, и не было никакого договора. В нашем мире немыслимо, чтобы человек менял свое мнение после того, как он договорился о покупке или продаже.
Во втором письме, отправленном через два дня, Элиас тепло отозвался об ответе Сулеймана:
Вчера пришла ваша заветная телеграмма с сообщением о том, что вы высылаете мне по почте документ. Я хотел бы еще раз подчеркнуть, что единственная причина, по которой я хочу получить это здание, - благотворительность. Я знаю, что сумма денег, о которой идет речь, невелика и не имеет для вас значения. Но я также понимаю, что вы находитесь под давлением, поскольку они [другие члены семьи, скорее всего Абдалла] в ярости от этой сделки и намерены испортить отношения между нами, поскольку видят, что мы близки, и просто не могут с этим смириться.
Семейная солидарность наиболее ярко проявлялась в скорбные времена. Через восемь месяцев после того, как Элиас потерял сына, его и Сулеймана старшая из оставшихся в живых сестер, Амам, написала Сулейману, чтобы сообщить, что Элиас выздоравливает и что время лечит его горе. Смерть сына Элиаса произошла всего через шесть месяцев после безвременной кончины их младшего брата С.Д. в возрасте тридцати четырех лет в Лондоне, и мы снова видим, как Сулейман пишет старшему брату, на этот раз Абдалле, чтобы утешить его и попросить позаботиться о себе, особенно в летнюю жару в Бомбее. С.Д. был первым членом семьи Сассун, которого отправили в Великобританию, и дети, которых он оставил в Эшли-Парке, выросли (а в некоторых случаях и родились) там и чувствовали, что Англия - это их дом, а не Багдад или Бомбей. Они были первыми Сассунами, которые определили себя таким образом, но не последними, и независимо от того, было ли его оттолкнуло сочетание палящего лета Бомбея и семейных раздоров, или его привлек Лондон, считая его центром мира, Абдалла не скоро присоединится к ним.
Глава 7. ЛОНДОНСКИЙ ЗВОНОК. 1872-1880
Не довольствуясь приемом только тех британских чиновников, которые действительно находились в Индии, Абдалла принимал, казалось, всех приезжих высокопоставленных лиц. Он использовал любую возможность, чтобы наладить связи с аристократией и политической элитой страны, независимо от того, посещали они субконтинент или нет. Он делал предложения видным политикам из обеих партий, в первую очередь Уильяму Гладстону. Уже в 1865 году Абдалла вместе с С.Д. пожертвовал 1000 фунтов стерлингов приюту, созданному женой тогдашнего канцлера для помощи лондонским беднякам. Она любезно приняла пожертвование и "выразила господину Сассуну огромную благодарность за доверие, которое они ей оказали". Позже в том же году Абдалла (или, скорее, Альберт, поскольку все письма он подписывал по-английски) написал Гладстону о своем удовольствии от обстоятельств, которые "связывают меня с вами", и о том, что они будут польщены "любым повелением, которое вы или миссис Гладстон сочтете нужным оказать нам".
В 1872 году Абдалла был награжден за свою государственную службу рыцарским званием, после чего стал известен как сэр Альберт. (Хотя в письмах к братьям и сестрам и остальным членам семьи он продолжал подписываться как Абдалла). Это была огромная честь, и, казалось, она ознаменовала зенит удивительного восхождения - от багдадского изгнанника до аккредитованного члена высшей аристократии всего за четыре десятилетия. Когда новый вице-король Индии лорд Нортбрук впервые прибыл в Бомбей, сэр Альберт и леди Сассун пригласили двенадцать сотен гостей на бал в Сан-Суси в честь его приезда, совместив его с чествованием Альберта (хотя это было скромно опущено в приглашении). Территория вокруг особняка была великолепно освещена. Индийские принцы и махараджи смешались с главами купеческих семей и толпой британских чиновников. Тем временем в Англии семья Альберта устроила большой праздник в саду в Эшли-парке, где оркестр Колдстримской гвардии развлекал гостей, среди которых были мистер и миссис Гладстон с дочерьми.
В конце следующего года на большом собрании в лондонском Гилдхолле сэру Альберту была вручена еще одна награда. Свобода города, присуждаемая в знак признания выдающегося успеха или известности, в подавляющем большинстве случаев доставалась тем, кто родился и проживал в Великобритании, так что награда стала историческим событием, о чем ясно свидетельствует памятная брошюра:
Впервые восточноиндийский торговец удостоился этой чести, высоко ценимой его обладателем и желанной для претендентов на славу Сити.... Впервые свобода лондонского Сити была вручена еврею.
В зале присутствовали главный раввин и лорд-мэр, а также несколько членов парламента, братья Альберта - Артур и Рубен, оба с женами, и многочисленные купцы из гильдий лондонского Сити. Камергер Бенджамин Скотт обратился к сэру Альберту:
Таким образом, вы, сэр Альберт, являетесь первым подданным Индийской империи Ее Величества, которому была дарована эта свобода. В резолюции упоминаются ваши ценные общественные заслуги в качестве члена Законодательного совета Бомбея и в других качествах - заслуги, которые ваш государь признал, наградив вас Звездой Индии и другими знаками отличия. В нем также говорится о ваших благородных и филантропических усилиях в деле благотворительности и образования, особенно, хотя и не только, в нашей Индийской империи. Внимание этого достопочтенного суда привлекли космополитический и несектантский характер вашей благотворительности, а также ее масштабы. Школы для индийских и еврейских детей; колледжи для высшего образования местной молодежи; механические институты; больницы для больных; приюты для выздоравливающих; исправительные учреждения для развращенных - вот некоторые из многочисленных благотворительных проектов, которые ваша благоразумная либеральность либо основала, либо поддержала. Не только Бомбей, место вашего проживания, но и Калькутта, Пуна, Мадрас, Персия и Великобритания разделили вашу широкую благотворительность, которая достигла кульминации в учреждении стипендий в связи со школой, основанной этой корпорацией, которой этот суд по праву гордится.
Медленным, вкрадчивым голосом, который лишь изредка выдавал его эмоции, сэр Альберт ответил:
Это честь, к которой... я могу сказать, что никогда не стремился и которую не надеялся получить; но это честь, которой я могу по праву гордиться... честь, возможно, усиливается в моем случае, поскольку она оказана мне как члену еврейской общины, и я принимаю ее как новое доказательство той религиозной терпимости, которая является одной из характеристик вашей просвещенной корпорации.
Альберту подарили золотую шкатулку с гравировкой его имени, и под аплодисменты он объявил, что она "навсегда останется в моей семье как реликвия".
Тогда Альберт был всего лишь посетителем Лондона, но в следующем году он переехал туда на постоянное место жительства. Это решение было отчасти прагматичным. Статус Лондона как столицы международной торговли к началу 1870-х годов укрепился благодаря развитию телеграфной связи, в частности подводных кабелей, и Альберт считал, что близость к этому миру, к средоточию британской имперской власти и принятия решений, принесет фирме больше пользы, чем удаленность от головного офиса. Цена его брака была бы более острой - жена не хотела уезжать из Бомбея и не присоединялась к нему, - но и это, похоже, было терпимо. Лондон обещал некоторую изоляцию от бесконечных препирательств между членами семьи на Востоке. И если, избежав этих разборок, он мог более тщательно управлять другими партнерами, то тем лучше. Альберт всегда считал себя багдадским евреем, но уже давно был очарован всем английским, и чтение писем и газетных вырезок, присылаемых братьями из Лондона, вызывало у него некоторую ревность. Однако, чтобы присоединиться к ним, ему нужно было назначить кого-то, на кого он мог бы положиться в управлении бизнесом в Азии. На первом месте в этом списке стоял его младший брат Сулейман, который управлял Шанхаем и Гонконгом, и он несколько раз привозил его в Бомбей в преддверии своего отъезда.
В 1874 году, когда Альберт переехал в Англию, его жена Ханна осталась в Сан-Суси, где и прожила до своей смерти в 1895 году. По общему мнению, она была "невдохновляющей хозяйкой на его многочисленных званых обедах и приемах" в Бомбее, и можно задаться вопросом, не стеснялся ли он ее: Она родилась и выросла в Бомбее в типичной багдадской купеческой семье, которая поселилась в городе еще до приезда его отца, но никогда не выезжала за пределы Индии, "ссылаясь на нездоровье, чтобы не сопровождать его во время английских визитов". Или он считал, что она может помешать его интеграции в английское общество? В любом случае, непонятно, почему Альберт оставил жену в Индии на все эти годы и не вернулся к ней, несмотря на свои обширные путешествия. Очевидно, он мог предоставить ей все, что она хотела, но она не была заинтересована в том, чтобы присоединиться к жене Дэвида Сассуна в Брайтоне, которая посылала длинные письма о жизни в Англии.