После официального вступления Абдаллы в должность стиль управления не претерпел значительных изменений. В конце концов, с 1862 года, учитывая слабое здоровье его отца, он более или менее управлял делами. Он заботился обо всех членах семьи и всех их подчиненных так же, как и Давид, и так же продолжал их упрекать, критиковать и уступать. Его отношения с Сулейманом, который в то время находился в Гонконге, были особенно интенсивными. Они переписывались почти ежедневно, и хотя Абдалла любил своего брата, он мог быть чрезвычайно строг к нему. В одном из писем он напомнил Сулейману, чтобы тот следовал процедуре и копировал ему всю корреспонденцию из Гонконга или Шанхая о персидском опиуме. " Не будьте небрежны", - наставлял он, а затем перешел к критике действий своего брата в отношении самих поставок опиума: "Как долго мы будем продолжать посылать тебе деньги и тратить их здесь, когда у нас есть около 1200 сундуков для продажи?" Примечательно, что к этому упреку в том же письме добавилась благодарность Сулейману за то, что он откликнулся на его просьбу, высказанную неделей ранее, как можно скорее прислать деньги для покрытия убытков лондонского офиса. Он заявил: "После этого мы больше никогда не будем просить у вас денег", - подчеркнув это обещание. Однако едва прошло два месяца, как Абдалла снова написал письмо с просьбой прислать 10 000 фунтов стерлингов на покупку дома и поставку сливочного масла, пообещав, что эта нехватка денег временная и "предначертана судьбой".
Как Сулейман и остальные члены семьи реагировали на эту непрекращающуюся критику и требования, судить сложно, поскольку каждое письмо, отправленное Абдалле, было вежливым и услужливым, как того требовало его положение. Иногда Абдалла предстает перед нами как сострадательный управляющий, заботящийся о благополучии Сулеймана: "О, брат мой, я долго думал, но так и не написал тебе: Я думаю, что тебе нужна смена воздуха и отпуск, по крайней мере, два-три раза в год, каждый раз на 15 дней. Если вы не хотите этого делать, то, учитывая ваши обязательства и то, что вы не любите уезжать из дома, вы должны это сделать ради своего здоровья". В других письмах он, кажется, защищается: Через три недели после ругани с Сулейманом по поводу персидского опиума Абдалла заявил: "Мы не вмешиваемся в вашу торговлю опиумом, и решаете ли вы покупать или нет, мы оставляем на ваше усмотрение. Мы лишь время от времени спрашиваем, купил ли ты и как прошла покупка".
Использование критики для управления и мотивации партнеров и сотрудников фирмы не было новым приемом. Дэвид был мастером этого искусства, и Абдалла был далеко не единственным членом семьи, который научился ему. Жалобы на то, как другие дома ведут сделки, особенно те, которые не приносят прибыли, были бесконечными, о чем ясно свидетельствует одно письмо из Лондона в Бомбей: "Перестаньте жаловаться, а если вы ворчите, то докажите, что у вас есть реальная причина, а не просто так". Микроменеджмент Абдаллы не знал границ: Когда он "посоветовал" сотруднику в Калькутте носить "английскую одежду" при встрече с британскими чиновниками по официальным делам, он не ограничился их профессиональной одеждой: "Конечно, вы сами решаете, что вам лучше носить, но я считаю, что вы всегда должны носить английскую одежду". С возрастом он стал еще более привередливым; он отправлял подробные инструкции о том, как должны быть упакованы посылки с письмами при отправке из одного офиса в другой, чтобы сократить расходы и сэкономить время. Естественно, сотрудники и другие члены семьи копировали его стиль; один родственник и высокопоставленный сотрудник в Бомбее посоветовал Сулейману в Гонконге "общаться только с успешными людьми".
По мере увеличения количества офисов росло и число сотрудников фирмы, а работа с ними отнимала все больше времени. Некоторые сотрудники, стремясь сколотить собственное состояние, в итоге несли значительные убытки, вкладывая деньги за пределами фирмы, и Абдалла и старшие партнеры должны были решить, дать ли им возможность вернуть часть денег или отказаться вносить за них залог и рисковать испортить отношения с преданными и компетентными подчиненными. Во всех этих обстоятельствах сотрудники напоминали партнерам об их твердой приверженности и лояльности. Один из них умолял Абдаллу отдать ему долю в партии товара, поскольку это "уберет его до конца карьеры", и его желание было исполнено. Щедрость не ограничивалась торговцами: О сотрудниках, которые работали на Сассунов в разных качествах, тоже нужно было заботиться. Отец первого репетитора английского языка С.Д., уволившись из британского флота после тридцатипятилетней службы, попросил "подходящую работу в Индии", и его просьба была удовлетворена. Когда в середине 1890-х годов общий объем бизнеса сократился, руководство в Лондоне решило уменьшить зарплату сотрудникам в Калькутте на 20 %, что, понятно, вызвало гнев и недовольство, и из колониального форпоста в штаб-квартиру в метрополию было отправлено прошение. Ответ, написанный на отрывистом английском языке одним из представителей нового поколения служащих, набранных из провинции не в Османской империи, а в Англии, был тверд: "Партнеры желают, чтобы я указал, что этот шаг был сделан сознательно в связи с заметным снижением объемов бизнеса, проходящего через филиалы, по сравнению с прошлыми годами". Лондон, однако, заверил Калькутту, что сокращение касается всех сотрудников повсеместно, и объявил "об уступке в 5 % в пользу сотрудников [Калькутты]", так что их зарплата уменьшилась всего на 15 %.