— Да, мы должны ждать. Если бы только нам пока выплатили хоть часть наследства!
— Вряд ли это получится. Либо все, либо ничего.
— К тому же в Новом Орлеане за дело взялся адвокат пропавшего. Он объявил себя другом юноши и уверяет, что тот еще жив. Сын нашего покойного родственника взял себе в спутники очень опытного и надежного человека. Этот спутник — так утверждает адвокат — сообщил бы, конечно, если бы молодой путешественник не просто пропал, а погиб. Адвокат хорошо организовал поиски своего друга и добился отсрочки судебного решения о наследстве.
— Это еще больше затянет дело. Какую фамилию носила в девичестве ваша мать?
— Егер.
— Стало быть, и старый миллионер был тоже Егером. Кем он был?
— Сначала сапожником. Уехал он из Германии подмастерьем, потом в Нью-Йорке купил магазинчик, видимо, благодаря удачной женитьбе, а потом стал потихоньку все больше богатеть.
— Сапожный подмастерье? Нью-Йорк? Магазинчик? Удачная женитьба? О, мне кажется, что это весьма знакомая история, которую я уже слышал.
— Какая история? Где вы ее слышали?
— Подождите-ка немного, подождите! Я должен порыться в памяти.
Я встал с софы и некоторое время ходил по комнате. Я вспомнил о письме, найденном мною в вещах Мелтона. Письмо это написал его племянник. Я прошел в библиотеку и вынул только что упомянутое письмо из ящика, в котором оно хранилось, чтобы прочесть его Фогелю.
— Да, здесь же все четко изложено. Связано ли это письмо с обсуждаемым нами случаем?
Я должен был получить полную ясность, а поэтому продолжил расспросы:
— Значит, Егер стал владельцем сапожного магазинчика в Нью-Йорке? А не занимался ли он поставками для федеральной армии?
— Занимался.
— И сбывал не только обувь, но и скорняжные изделия?
— Да, да. Здесь-то он и заработал свои миллионы. Но откуда вам это известно? Что это за письмо у вас в руках?
— Потом расскажу! Скажите-ка мне еще вот что: всегда ли он пользовался только своей немецкой фамилией Егер?
— Нет, он американизировал его на английский лад: Хантер.
— Что же вы мне сразу это не сказали! Почему вы мне назвали лишь немецкую фамилию?
— Я думал, что это к делу не относится.
— Это имеет прямое отношение к делу, очень даже нам пригодится, очень, а может быть, все от этого и зависит! Вам известно, как звали этого пропавшего сына?
— Да, его звали Смолл, Малыш. Странное имя, не правда ли?
— Да, но для вас это выгодно, потому что чем диковиннее имя, тем меньше можно его носителя спутать с другим человеком. Итак, Малыш Хантер. Он исчез. И где же? Разумеется, на Востоке! Или не так?
— Да, на Востоке! — выкрикнул вконец удивленный Фогель. — Вы и про это знаете, герр доктор?
— Да, знаю и про это! Вы пришли к осведомленному человеку, дорогой друг, который кое-чем может вам помочь.
— И Виннету так говорил!
— Ага. Он отыскал крошечную частицу следа, по которому вы должны идти, и притом сделал все возможное, чтобы вы его больше не потеряли. Подведите его только к этому следу, и он тогда позабудет усталость и покажет вам, на что способен.
— Значит, у вас есть след пропавшего без вести?
— Да, но прежде я еще хочу у вас спросить: не было ли в официальном письме указаний, где Малыш Хантер может быть?
— Было! Я припоминаю. Нашли одно его письмо, которое Малыш написал своему отцу из Каира.
— Хорошо — это уже что-то. Письмо старое?
— Про это ничего не было написано.
— Жалко! Абсолютно необходимо знать, когда Малыш Хантер был в Каире.
— Он останавливался там в гостинице на берегу Нила, около знаменитого пальмового парка, который он очень подробно описал.
— Еще что-нибудь вы знаете о содержании письма?
— Нет!.. Однако… все же я что-то вспомнил. Он просил отца писать на адрес американского консульства.
— Это важно, очень важно! У нас теперь есть след. Теперь мы отыщем вашего пропавшего родственника, но он, вероятнее всего, будет уже трупом.
— Вы полагаете, что он умер?
— Да. И тем не менее он явился за наследством.
— Как это понять? Мертвец ведь не может прийти за наследством!
— Иногда может! Конечно, это происходит в исключительных обстоятельствах, о которых вы еще узнаете, когда я переговорю с Виннету.
— Вы возбуждаете мое любопытство!
— Я не буду вас долго томить, а поэтому буду говорить с апачем не на индейском наречии, а по-английски. Вы понимаете этот язык?
— И даже очень хорошо. С того дня, когда моя семья перебралась в Америку, я стал усиленно заниматься английским языком.