Тут я услышал выстрелы. Я оглянулся и увидел нескольких могольонов, устремившихся ко мне, чтобы отбить Своего вождя; нихоры же стреляли в них. В эту опасную минуту я снова, как уже не раз бывало, убедился, что дух властвует над телом: я вскочил на ноги; пчелиные ульи пропали, сполохов как не бывало, я не чувствовал ни следа от былой боли, по крайней мере в этот миг. Невдалеке от меня лежал мой штуцер, который, по счастью, не сломался. Я прыгнул туда, поднял его и направил в четырех удальцов — четыре выстрела и четыре пули, по одной в грудь каждой из лошадей; сделав несколько шагов, те рухнули наземь; сброшенные всадники вскочили и поковыляли от них, быстро, как только могли, справа и слева в них сыпались выстрелы, что были, однако, не так метки, как могли.
Едва эта четверка обратилась в бегство, как я снова почувствовал боль, голова зашумела, как прежде, а ослепительные сполохи опять запылали перед глазами. Тут вождя нихоров осенила неплохая идея: послать ко мне на помощь немного своих людей. Ему сделать это было легче, чем Виннету, потому что я находился ближе к скалам, чем к лесу. Эти люди поймали лошадь Крепкого Ветра, спутали ее и увели, пока я, опираясь на двоих из них и прихрамывая, брел с ними по скалам.
При этом я заметил, что ничего себе не сломал, но без изрядных ушибов не обошлось, а они бывают иногда более болезненными, чем переломы. Добравшись до скал, нихоры положили пленного вождя на землю и посадили меня рядом с ним. Я сказал, что буду сам сторожить его, потому что в моем состоянии я ни на что иное и не годился.
Сверкание в глазах и звон в ушах означали приток крови к голове, мне были необходимы холодные компрессы. Где лес, там обычно встречается и вода. Но я все же отказался от компрессов, потому что мне было бы стыдно появиться с ними перед краснокожими.
Как обстояло дело по ту сторону каньона, мне из-за ряби в глазах видно не было. Я слышал, что кто-то громко разговаривал там, но звон в ушах мешал определить, чей это голос. Тут ко мне подошел Быстрая Стрела, старший вождь нихоров, чтобы справиться о моем самочувствии.
— Я упал, но ничего себе не сломал, — кратко ответил я. — Кто говорит там, с той стороны?
— Виннету.
— С кем он говорит?
— С врагами.
— Что говорит могольонам вождь апачей?
— Что им надо не защищаться, а сдаться.
— Решатся ли они на это без своего вождя?
— Почему нет? Им деваться все равно некуда. Вождь — наш пленник и не может дать им совет. Мы обязаны этим твоей отваге.
— Тут никакой отваги не было, всего лишь решительность, я увидел, какой ужас охватил могольонов, и обратил его себе на пользу. А если и была при этом опасность, то незначительная.
— Они могли выстрелить в тебя!
— Но они этого не сделали. Однако кто все-таки здесь, наверху, начал стрелять, прежде чем я прибыл? Могольоны?
— Нет, — смущенно ответил он. — Это сделали мы; я думал, что враги в наших руках.
— Ничего-то тебе не надо было думать, а полагалось точно следовать нашему плану! Если бы меня еще не было в ущелье, то могольоны наверняка ускользнули бы. Я передал тебе пленника. Хорошо ли ты охраняешь его?
— Да. Мы взяли его с собой. Он возле лошадей, что пасутся за скалами.
— Почему ты взял его с собой?
— Я ведь думал, что ты, наверное, вскоре захочешь увидеть его, и к тому же воины лучше сберегут его, чем скво в деревне.
— Ты правильно поступил. А молодой бледнолицый, которого я также оставил у тебя?
— Тоже тут. Он не хотел расставаться с пленником. Распорядиться, чтобы их привели?
— Позже, сейчас пока не надо. Не идет ли к нам Виннету с двумя индейцами?
— Да.
Раз мне удалось узнать их троих, это доказывало, что в глазах у меня было уже получше. Голове моей тоже полегчало. У пленного вождя дела обстояли, кажется, не так хорошо. Он все еще лежал с закрытыми глазами. Виной тому было не только мое объятие, стиснувшее ему шею, падение с лошади обошлось ему дороже, чем мне.
Оба индейца, которых вел Виннету, были могольонами, старыми воинами, можно было догадаться, что они прибыли на совещание. С серьезным и почтительным видом они остановились в некотором отдалении; апач подошел ближе и поначалу обратился к вождю нихоров со следующим, звучащими почти сурово, словами:
— Кто из вас сделал первый выстрел?
— Я. Мне показалось, что настал подходящий момент.