В лагере меня встретили с восторгом и ликованием. Я сразу же вызвал проводника. Когда он появился, то не выказал и намека на страх или смущение.
— Знаешь ли ты, как нас взяли в плен? — спросил я его.
— Да, господин. Я же был при этом.
— И почему же только ты один избежал пленения?
— Потому что я один остался в седле. Лошадь быстро унесла меня.
— Гм, да-а! А что ты потом сделал?
— Доложил о том, что вас взяли в плен.
— А потом?
— Мы вас обыскались среди уорра.
— Почему же там?
— Мы предположили, что улед аяр спрятались там вместе с вами.
— А разве вы не пошли по их следу?
— Это было не нужно, потому что твой друг, которого зовут бен Азра, уже сделал это.
— Ага, поэтому вы и посчитали это ненужным! Если кто-то делает что-то хорошее, другим не стоит этим заниматься, потому что это не нужно. Странные у тебя понятия. Ну, настоящая-то причина — в другом… Где прятались улед аяр, прежде чем на нас напали?
— За скалами.
— Ага, там, значит, они нас поджидали. Тогда они должны были точно знать, что мы туда придем. А узнали они это от того, кому было известно, что ты приведешь нас к воде. Кто еще знал об этом?
— Никто!
— Да, никто, кроме тебя. Значит, это сделал ты.
— Я? О Аллах! Что за мысль! Разве я не доказал свою верность? Разве я не ездил в Тунис, чтобы привести оттуда подмогу?
— Ты хотел сказать — чтобы передать в руки аяров еще больше солдат! С кем ты говорил вчера около полуночи возле нашего лагеря?
Этого вопроса он не ожидал и оторопел.
— Отвечай! — приказал я.
— Господин, на… на такой… на такой вопрос… я не могу ответить, — смущенно пробормотал он.
— Ах, ты не можешь ответить! Кто это был?
— Ни с кем я не разговаривал. Я вообще не покидал лагеря.
— Не лги! Ты говорил с коларази Калафом бен Уриком и обсуждал с ним, как выдать нас аярам.
— Машалла![60] Господин, скажи мне, кто это так очернил меня, я убью его на месте!
— А тебе не приходит в голову, что это ты, а не он заслуживаешь смерти? По законам войны.
— Господин, я невиновен! Я знаю…
— Молчи! — прикрикнул я на него. — После нашего исчезновения ты в качестве проводника руководил поисками и намеренно не обратил внимания на наши следы. Коларази сам сказал мне, что он с тобой уговорился.
— Мошенник! Да он…
— Тихо! Ты изменник и всех нас хотел выдать. Разоружить негодяя и связать его! Господин ратей завтра произнесет ему свой приговор.
Люди были настолько удивлены, услышав обвинения в подобном преступлении, брошенные в адрес унтер-офицера, до сих пор пользовавшегося большим доверием, что не поторопились выполнить мой приказ. А проводник воспользовался этим, воскликнув:
— Приговор? Мне? Но прежде будет прочитан твой, и немедленно, о проклятый гяур!
Он выхватил нож и попытался пырнуть меня. В руках у меня было ружье Виннету, и мне удалось парировать удар, а потом я бросился на изменника. Но он прошмыгнул у меня под рукой и поспешил к тому месту, где стояли лошади. Окружающие были так ошеломлены, что никому и в голову не пришло бежать за ним. Я тоже остался на месте; но Серебряное ружье я приложил к плечу.
Сам по себе этот человек меня нисколько не интересовал. И в ином случае я бы, конечно, отпустил его на все четыре стороны. Но можно было сказать почти наверняка, что он побежит прямо к аярам, а вот этого я допустить не мог. Скалы заслоняли лошадей, но как только проводник окажется в седле, его станет видно. Этого момента я и поджидал. Послышалось фырканье лошади, потом — удар копытом: он вскочил в седло. Я видел только его голову и плечи, прицелился в его правое плечо и нажал на спуск. Грохнул выстрел, раздался крик — и всадник исчез.
— Я сбил его с лошади, — объяснил я солдатам, опуская ружье. — Поторопитесь и приведите его ко мне!
Несколько человек поспешили исполнить мое приказание. Когда его доставили ко мне, проводник был без сознания.
60
Здесь: призыв к богу, примерно соответствующий выражению «И Аллах это допускает!»