— Фарида аль-Асвада? Кто это? Ведь не шейха же аюнов ты имеешь в виду!
— Почему же нет?
— Потому что это было бы для меня высочайшим из наслаждений, а на мою долю наслаждений-то и не осталось. А тот шейх совсем не такой человек, который запросто позволит себя схватить.
— Ба! Да ты, кажется, считаешь его храбрым человеком! А вот я видел его совсем другим. Со мной было только двое спутников, мы втроем взяли в плен не только его, но еще и тринадцать его воинов, причем ни один из них не осмелился сопротивляться. Причем все они были вооружены и сидели на великолепных лошадях.
Тут шейх поднялся с молитвенного коврика и воскликнул с пафосом:
— О Аллах, Аллах, благодарю тебя! Все опять стало так хорошо! Эти собаки пойманы — для моей души это прямо райское удовольствие, а то, что четырнадцать аюнов захвачены всего тремя храбрецами, продлит мою жизнь на долгие годы! Какой позор для них… какой позор! Ты, эфенди, должен мне рассказать, как все это произошло, но прежде поведай мне, что ты сделал с собаками, попавшими в твои руки. Ты их убил?
— Нет. Христианин не может убить даже своего злейшего врага. Месть — дело Божие. Они еще живы и содержатся при мне.
— Живы и в твоей власти! Что ты сделаешь с ними? Скажи мне… скажи это мне поскорее!
Он почти дрожал, ожидая моего ответа.
— Я передам их тебе.
Произнеся эти четыре слова, он снова опустился на коврик, став передо мной на колени, схватил мои руки и спросил, почти взревев от волнения:
— Это правда… правда? Ты не изменишь своего решения?
— Да, я выдам их тебе, но, конечно, только тогда, когда ты выполнишь поставленные мною условия.
— Я выполню их… выполню! О Аллах, о Мухаммад! Мы получим в руки четырнадцать аюнов — четырнадцать, и среди них — самого шейха! Мы сможем насладиться местью! Им придется отдать свои жизни! Их кровь прольется…
— Стой! — прервал я его вдохновенную речь. — Им не должна угрожать опасность.
— Как? — спросил он озадаченно. — Нам надо отомстить за четырнадцать смертей, мы получаем в руки четырнадцать своих извечных врагов и не смеем им отомстить? Это же невозможно! Ничего подобного еще не происходило на этой земле. Да все будут смеяться над нами, посчитают нас людьми без чести, которые вытерпят любое оскорбление, простят даже убийство!
— Нет, никто так не подумает о вас, потому что все будут знать, что вы отказались от мести за цену крови.
— Эфенди, нам трудно будет понять это условие!
— Трудно? Тогда вы ни за что не получите аюнов.
— Но ты забываешь, что и твои условия не будут выполнены!
— Я ничего не забываю. Это ты забыл, что находишься в моей власти. Триста солдат стоят с той и с другой стороны ущелья. Вы не сможете отсюда выйти. А еще сотня стрелков расположилась на высотах. Ваши пули их не заденут, а они смогут убирать вас одного за другим, и вы никак не сможете помешать стрелкам. Мне достаточно только подать знак, и наши ружья заговорят. Что ты тогда сможешь сделать?
Он мрачно посмотрел в землю, а через некоторое время ответил:
— Ничего, совершенно ничего! Мы были слишком беспечны, нам не следовало оставаться в этом ущелье.
— Да, вы хотели нас здесь захватить, а теперь сами попали в западню, из которой без нашего согласия не выберетесь. Знаешь, мне некогда убеждать тебя. Даю тебе на размышление пять минут. Итак, запомни. Я требую выдачи англичанина и господина ратей. Вы также отдадите все, что отобрали у них и у меня. Кроме того, я требую выдачи коларази Калафа бен Урика. За это я передаю вам четырнадцать аюнов при условии, что вы соглашаетесь на выкуп. Кроме того, я выпущу вас из ущелья и позабочусь о почетных условиях мира с пашой.
— Которому мы должны уплатить подушную подать?
— Разумеется. Я полагаю, что он не сможет от нее отказаться, ведь он живет за счет налогов. Он же не бедуин, живущий своими стадами.
— Но эта подать слишком высока для нас! Стада надо сначала вырастить.
— Ты кое-что позабыл: четырнадцать сотен верблюдиц. Часть из них могла бы пойти в уплату долга.
— Аллах велик! Четырнадцать сотен верблюдиц! Да это же намного больше, чем надо заплатить паше. Большую часть скота мы, выходит, сохраним у себя и сможем значительно увеличить наши поредевшие стада.
— Да. Ну, теперь ты видишь, как я о вас позаботился. А женщина по имени Глате, любимица вашего племени, должна получить награду за пережитые ею ужас и мучения. Она бедна, но я пообещал сделать ее богатой. Улед аюн должны дать и ей сотню верблюдиц.