— Эфенди, твоя доброта велика, а твои руки благословляют каждого, кого они коснутся! Но общее число верблюдиц достигнет пятнадцати сотен, а это слишком много.
— Но не для аюнов, ведь они же так богаты.
— Но подобная жертва значительно уменьшит их богатство!
— Это меня не волнует! У них богатства убудет, у вас прибудет.
— Верно, но как раз поэтому я и сомневаюсь, что они согласятся на такую высокую цену.
— Они вынуждены будут согласиться, потому что выбора у них нет: либо высокий выкуп, либо смерть, а любой предпочтет скорее отдать все свое состояние, чем умереть. Я буду посредником между вами и ими; ты можешь быть уверен, что я не скину с выкупа ни единой верблюдицы.
— Они могут согласиться, но не сдержат слова!
— Бред! Четырнадцать аюнов будут освобождены не прежде, чем внесут дине полностью, без каких-либо скидок.
— Ты не знаешь этих людей. Они отложат выплату, а тем временем вооружатся и нападут на нас, чтобы освободить пленных и ничего не заплатить.
— Нет, этого не случится. Ведь пленников вы держите как заложников и, само собой разумеется, скорее убьете, чем позволите отбить.
— Это так.
— И кроме того, подумай еще об одном обстоятельстве, о котором ты, кажется, позабыл. Я посодействую вам в получении исключительно высокого выкупа за кровь, чтобы вы смогли заплатить налог. Мы с войском уйдем не раньше, чем он будет внесен. Значит, мы подождем, пока улед аюн не уплатят дине. До этого времени мы останемся с вами, будем вашими гостями, в случае необходимости будем сражаться на вашей стороне. В наших интересах дать аюнам короткий срок для платежа; выходит, им не удастся найти время и вооружиться. А если они, несмотря ни на что, будут настолько глупы, что захотят напасть, мы вступимся за вас и поддержим в бою. Тогда аюны будут уничтожены или, по меньшей мере, притихнут на время.
— Эфенди, твои слова дают мне уверенность, что ты поступишь с нами по-хорошему и такое важное для нас дело закончится именно так, как ты думаешь и говоришь.
— Значит, ты согласен на мои условия?
— Сам-то я согласен, но ты же знаешь наши обычаи и должен понимать, что такие дела я не могу решать в одиночку. Прежде мне придется созвать джам — собрание старейшин. А ты? Есть ли у тебя право решения? В нашей стране ты чужой, а такие вопросы может решать только паша.
— Господин ратей замещает здесь пашу; что бы он ни сделал, паша одобрит это; я же убежден, что Крюгер-бей согласится со всеми моими требованиями и обещаниями.
— Эфенди, я уважаю твои слова, но милее мне было бы услышать их из уст господина ратей.
— Хорошо, ты это услышишь. Позволь ему прийти сюда и переговорить со мной.
— Может быть, ты сам пойдешь со мной? Тогда ты бы смог сначала поговорить с ним, а потом и с собранием старейшин. Если ты все им растолкуешь, это произведет на них более глубокое впечатление, чем мой рассказ о выгодах и обещаниях, в которые и поверить-то трудно.
— Ты гарантируешь мне свободу?
— Да. Ты ведь так же поступил со мной.
— И я могу положиться на тебя?
— Как на себя самого. Клянусь тебе бородой Пророка, моей собственной бородой и вечным блаженством моих предков, что ты сможешь уйти от нас в любое угодное тебе время и совершенно свободно!
— Я верю тебе и надеюсь, что твои воины будут уважать твою клятву.
— Они сделают это!
— Тем не менее может оказаться, что кто-то не уважит твою клятву. На этот случай предупреждаю тебя, что, если с вашей стороны раздастся хоть один выстрел или хоть один человек сделает подозрительное движение в мою сторону, я немедленно дам знак к началу сражения. И уже первый наш залп принесет вам триста пуль.
— Этого не случится, уверяю тебя!
Несмотря на это его заверение, я громко, чтобы шейх слышал, отдал приказ: солдаты, как только услышат выстрел, должны будут ворваться в ущелье. Я был убежден, что и другие наши отряды сразу же начнут боевые действия. Потом шейх ушел. Я сопровождал его.
Когда мы добрались до аяров, я почувствовал обращенные на меня со всех сторон враждебные взгляды. Шейх отыскал возвышение, на котором его все могли видеть, и оповестил собравшихся:
— Люди, слушайте, что я вам скажу. Эфенди-чужестранец, которого зовут Кара бен Немси, принес нам мир, богатство и почет. А это такие подарки, которым мы будем радоваться, как ягнята, нашедшие свежую лужайку. Я обещал ему неприкосновенность; он может уйти, когда пожелает, и никто не должен ему мешать. Он, как я, а я, как он. Моя кровь — его кровь, а его честь одновременно и моя честь. Он находится под моей защитой, а значит, и под вашей. Нам надо собрать джам, чтобы узнать, какую радость, какое счастье нам ниспослала судьба!