— Что? Ты выдаешь меня этим людям?
— Я вынужден, — ответил бедуин. — Это было одним из условий мирного договора.
— Но разве не ты обещал мне свободу, когда я сдался тебе вместе с эскадроном? Я поставил условие: не обходиться со мной как с пленником. Я должен был остаться свободным. Так-то ты держишь свое слово? Учти, если ты не выполнишь нашей договоренности, ты окажешься бесстыдным лжецом, бесчестным предателем, который платит своему союзнику черной неблагодарностью!
Вообще-то он был прав; видимо, и шейх понимал это, чем я объяснил себе спокойствие, с которым он принял последнее оскорбление. Позднее, однако, я убедился, что причина здесь была иной. Но если бы шейх сейчас же захотел ответить, он бы не смог, потому что, едва Мелтон высказал последние слова, как его гневно оборвал Крюгер-бей:
— И ты осмеливаешься так говорить, негодяй? Ты отважился рассуждать о бесстыдной лжи и бессовестной измене? Кто же здесь лжец и кто изменник? Ты упрекаешь шейха, что он как союзник плохо поступил с тобой. Но кто же для тебя я сам? Может быть, какой-нибудь союзник? Нет, я был твоим покровителем, защитником, другом; я относился к тебе как отец. И как же ты за все это мне отплатил! Ты заманил меня сюда из Туниса, чтобы взять в плен.
— Ложь! — заорал Мелтон.
— Собака, ты же еще и лжецом меня хочешь выставить!
— Не тебя, а тех, кто внушил тебе такие мысли.
— Значит, моего друга Кара бен Немси? Это его ты называешь лжецом? Слушай, ты, сын, внук и правнук предков, обитающих в аду, точно так же, как и они, будешь там торчать и жариться на вечном огне! Я просто не могу понять такой бессовестности. Вся твоя душа состоит из лжи! Как мог Аллах допустить, чтобы я покровительствовал этому человеку! Я прикажу повесить тебя. Уберите этого Иуду!
— Постой! — вмешался я. — Если ты считаешь его своим пленником, я должен предупредить, что раньше предъявил права на коларази.
— Но мои-то права законнее!
— Может быть, но он мне нужен для выяснения важных обстоятельств.
— Тогда я не буду тебе мешать.
— Хорошо! Но только прошу тебя, пусть он остается крепко связанным и пусть его хорошо охраняют. Тогда он будет совершенно неопасен для нас.
— Не беспокойся! Этот пес от меня не уйдет — можешь не беспокоиться! Скрутите его как следует да еще привяжите к столбу!
Приказ этот был отдан старому Салламу, и тот поспешил его исполнить. А шейх Мубир бен Сафи добавил, глядя на Крюгер-бея:
— Господин, ты был прав, назвав этого пса Искариотом; я сделал такое же сравнение немного раньше.
— У тебя был для этого повод? Неужели и с тобой он вел себя бесчестно?
— Меня он не смог обмануть, хотя не решусь сказать, что ему бы не удалось это. Но он предал тебя, выдал мне прямо в руки. Ты был моим врагом; ты пришел, чтобы победить нас, поэтому я согласился на его предложение, которое он мне сделал. А вознамерился он пленить тебя. Сделка была для меня очень полезной, однако это не помешало мне сравнить его с Иудой Искариотом и всем сердцем презирать его. Но с другим он поступил точно так же, и даже хуже.
— С кем?
— Со своим спутником.
При этих словах я быстро вмешался:
— Как раз об этом человеке я и хотел справиться. Я знаю его и теперь очень боюсь, что путешествие в эти края стало для него роковым. Где он сейчас?
— Там, в ущелье.
— В ущелье? Боже! Да там же не осталось ни одного человека, по меньшей мере — живого! Значит, он мертв?
— Да.
— Его убили?
— Я так считаю.
— Коларази?
— Конечно!
— Как звали этого человека?
— Настоящего имени я не знаю. Коларази называл его своим другом. Он постоянно обращался к нему: «друг мой».
— Но вы-то должны были как-то его звать!
— Разумеется. Как тебе известно, у нас есть обычай называть чужих людей, имени которых мы не знаем или оно труднопроизносимо, по какому-нибудь характерному признаку, выделяющему их из толпы. Этому юноше мы дали именно такое прозвище: Отец двенадцати пальцев.
— Это еще почему? Не потому ли, что у него было двенадцать пальцев на ногах, и это многие заметили?
— Именно так. Возле развалин мы окружили солдат. Там, невдалеке, был источник. Солдат, конечно, мы посчитали пленниками, но коларази и его друг остались свободными. Последний пил из источника, потом мыл лицо, руки и ноги. Один из наших людей заметил, что на каждой ноге у него было по шесть пальцев.