— Но перешла ли она к Мелтону? Мы же ничего у него не нашли!
— Он их спрятал и, без сомнения, не уехал отсюда, не вытащив деньги из тайника. Но я вижу, что три наших верблюда оседланы и навьючены. Мы можем выступать.
— Когда вы вернетесь?
— Когда поймаем беглецов.
— Не будь самоуверен! Вспомни, что у них куда более быстрые верблюды, чем у нас, да и кой-какое преимущество во времени они получили.
— Верно. Да мы потратим еще время, пока отыщем след, тогда как они могут беспрепятственно уходить все дальше и дальше, но мы поймаем их — можешь быть уверен. Если они уйдут от нас здесь, то уж тем вернее в Америке попадутся в наши руки.
— Машалла! Так далеко вы за ними погонитесь?
— Пока не схватим.
— А если здесь вы их не поймаете, то наверняка ведь завернете в Тунис?
— Заранее я об этом ничего сказать не могу. Но своих верблюдов ты получишь в любом случае, об этом я позабочусь.
— Это такая малость! Главное состоит в том, чтобы оба негодяя не ускользнули от нас. Знаешь ли ты прямой путь к заливу Хаммамет?
— Отсюда — не знаю, но уж как-нибудь мы его найдем, ведь у нас есть великолепный указатель пути — следы.
— Все же я хочу дать тебе несколько советов. Прямой путь отсюда на Хаммамет идет через вади Будавас, потом — через руины Эль-Химы и Джебель-Уссала к морскому побережью. Из бедуинских племен ты встретишь мейджери, уссала и улед саид, все они — мирные люди, которые не доставят вам неприятностей, если вы им представитесь как мои друзья.
При перечислении племен он пропустил одно, и самое многочисленное, и эта недомолвка принесла нам впоследствии много бед. Я имею в виду враждебных нам улед аюн, от которых мы потребовали такой большой выкуп. Они со своими стадами часто доходят до вади Будавас, где соседствуют с мейджери. Об этом господин ратей не подумал, а я попросту решил, что мы больше не встретимся с этими людьми.
Дела не оставляли нам много времени на прощание. Всего через несколько минут после того, как верблюды были готовы, мы были уже в пути. Господин ратей не мог, однако, так просто с нами расстаться; он вскочил на лошадь и скакал рядом с нами еще с полчаса. Он хотел сделать еще несколько важных замечаний и дать пару добрых советов, но мы не могли уделять ему достаточно внимания, чего он добивался, потому что нам то и дело приходилось отвлекаться в поисках следов, которые между скал мог различить только опытный глаз вестмена. Поэтому он наконец остановился, протянул руку к моему высокому седлу и крепким рукопожатием закончил прощание.
Когда мы миновали речную долину и перед нами снова широко раскрылась бескрайняя равнина, мы заметили, к своему большому изумлению, на некотором расстоянии от себя одинокого и, как нам показалось, беспомощного человека. Он также заметил нас и повернулся, словно желая убежать, но вскоре остановился, потому как понял, что мы очень быстро догоним его. Это было действительно странно — встретить человека на своих двоих в подобной пустыне.
Объяснилось все очень быстро: как только мы подъехали ближе, то увидели, что на нем форма наших кавалеристов.
— Сбежавший часовой! — сказал Эмери.
— Точно! — кивнул я.
— Но почему же он оказался здесь?
— А его просто бросили. Надо знать Мелтона! Он наверняка наобещал этому парню с три короба — лишь бы добиться своего, а когда это удалось, Мелтон оставил его здесь, не сдержав ни одного из своих обещаний.
— Тогда солдата можно только пожалеть. Что он теперь будет делать?
— Увидим!
— Дезертирство и освобождение пленника. Разумеется, его расстреляют! Ты хочешь его спасти?
— Это будет зависеть от его поведения.
— Но это потребует от тебя значительных усилий.
— Нет. Крюгер-бей, конечно, сделает мне такое одолжение.
Мы подъехали к беглецу. Он ожидал нас стоя, но при нашем приближении упал на колени и взмолился, вытягивая к нам руки:
— Пощади, эфенди, пощади! Я и так уже наказан!
Он обращался ко мне, потому, вероятно, что видел раньше: из нас троих господин ратей близко общался только со мной.
— Наказан? — ответил я. — Ты же дезертир! Ты дезертировал во время похода! Ты знаешь, какое наказание за это полагается?
— Смерть.
— Кроме того, ты освободил пленника. За это ты получишь жестокую порку, прежде чем тебя расстреляют.
— Я знаю это; но, эфенди, твое слово очень много значит для господина ратей. Умоляю тебя — вступись за меня!
— Расскажи мне сначала, как удался побег!
— Мы сторожили пленника вдвоем. Я сидел, а мой товарищ ходил туда-сюда; когда он отошел достаточно далеко и не мог ничего слышать, коларази тихо заговорил со мной.