— Ну, и что он сказал?
— Он попросил назад свой пакет.
— Какой пакет?
— Который я для него сохранял.
— О! И когда же он его тебе дал?
— Когда вы блокировали ущелье. Мы оставались там пленниками, но я находился не с пленными солдатами, а рядом с коларази, потому что я был его слугой. Вы освободили наших плененных товарищей, и тогда шейх ушел на переговоры. Потом мы увидели, как он возвращается вместе с тобой, и тогда коларази злобно сказал: «Теперь надежды нет; этот пес уговорит аяров, чтобы они выдали меня Крюгер-бею!» Он быстро сунул мне в руки сверток, а потом стал делать все, чтобы настроить шейха против тебя. Это у него не получилось, и скоро его принесли связанным и с разбитым лицом. Он стал пленником. В какой-то момент он приказал мне остаться. Он подумал, что ты придешь и будешь обыскивать его, а не найдя ничего у него, обыщешь и меня. Значит, мне надо было отойти в сторонку, оставив при себе пакет.
— Почему?
— Чтобы отдать его ему по первому требованию.
— Вот как! Он рассказал тебе, что находится в пакете?
— Да, Коран, привезенный из паломничества в Мекку, и кусок погребального полотна из одной мечети в Кайруане[65].
— Достойные почитания вещи!
— Но это было не так!
— Конечно, и я это знаю. Как же ты убедился, что это не так?
— Он сам мне об этом сказал. Когда я сторожил его ночью, он тихо-тихо стал уверять меня, что в пакете находится много, очень много денег. Он пообещал мне пять тысяч пиастров из них, если я соглашусь развязать его.
— Но как он мог что-то обещать, если пакет с деньгами все еще находился у тебя?
— Он сказал, что я не смогу ими воспользоваться. Это были не сами деньги, а бумаги, которые дают на них право, их он лично должен передать в Тунисе серафи[66], никто другой никаких денег получить не сможет. И он должен бежать с ними в Тунис, а там, как только он обменяет свои бумаги, я немедленно получу пять тысяч пиастров.
— Предложение коларази ослепило тебя?
— Да, эфенди. Бедный солдат, и вдруг — пять тысяч пиастров! Он поклялся Мохаммадом и всеми праведными халифами, что я получу эту кучу денег, как только мы прибудем в Тунис.
— Его клятва ничего не стоит, потому что он вовсе не мусульманин, а неверный, язычник, не признающий Бога.
— Если бы я об этом знал! Но я поверил ему и освободил. Да еще дал ему свой нож.
— А твой товарищ, другой часовой?
— Тот ничего не знал и ничего не видел, потому что я договорился с коларази, что он полностью освободится только после того, как мы сменимся. Но коларази не сдержал слова, потому что сразу же, как только получил нож, освободил руки и ноги, но продолжал лежать, притворяясь связанным. Потом к нам подсел мой товарищ. Коларази внезапно напал на него и всадил ему нож прямо в сердце.
— Чудовищно! А ты что в это время делал?
— Я хотел закричать, но от ужаса не мог даже рта раскрыть. Коларази хотел меня успокоить, но это ему не удалось. Тогда он стал угрожать мне. Он был свободен, а мой нож торчал в груди моего товарища. Это свидетельствовало против меня. Если бы я остался, то погиб бы, поэтому мне пришлось бежать вместе с ним.
— Но вы же уехали не сразу?
— Нет, я должен был подождать, а он ушел. Правда, через некоторое время он вернулся с каким-то молодым человеком, который должен был бежать вместе с нами. Не знаю, как уж он освободил его, да так, что никто ничего не заметил. Мы бесшумно оседлали трех лучших верблюдов господина ратей. Сделав это, мы отвели животных в сторону; я должен был остаться караулить верблюдов, а те двое еще раз вернулись в лагерь, чтобы пройти в твою палатку.
— Откуда ты об этом знаешь?
— Я понял это из их разговора.
— Да, они хотели убить меня, но это им не удалось, потому что перед палаткой находился часовой.
— Я догадался об этом, потому что услышал несколько громких криков, а потом они торопливо вернулись и, изрыгая проклятия, забрались на верблюдов. Я сделал то же самое, и мы ускакали.
— Значит, они говорили между собой по-арабски?
— Да, первое время. Это было неосмотрительно с их стороны, потому что я услышал такие вещи, о которых мне не полагалось знать. Но потом они перешли на какой-то незнакомый мне язык, и я больше не понял ни слова.
— Ты знаешь, куда они направились?
— В Тунис.
— Этому я не поверю. Они точно так же поскачут в Тунис, как ты получишь свои пиастры.
— Их я, конечно, не получу. Они обманули меня, подло надули! Недалеко от этого места они спешились и потребовали, чтобы я сделал то же самое. Едва я оказался на земле, как они набросились на меня и отняли оружие. Теперь они могли сделать со мной что угодно. Я вынужден был отступить перед нацеленными на меня ружьями. Но они снова уселись в седла, взяли за повод моего верблюда и с издевательским смехом умчались. О, эфенди, зачем я так доверял коларази, этому поганому язычнику!