Шейх присел перед столиком и кивком пригласил нас последовать его примеру. Почему бы не сделать то же, раз уж мы оказались здесь?
Едва мы уселись рядом с ним, молодой пастушок принес нам три наполненных водой тыквенных сосуда. Мы выпили воду, и тут другой пастушок принес четыре трубки, кисет и маленький тазик с тлеющими углями. Шейх сам набил наши трубки, что было знаком его глубокого уважения к гостям, и потом протянул по трубке каждому из нас и сказал:
— Покурим! Табак превращается в ароматное облако, при помощи которого душа поднимается к небу. Скоро принесут и угощение.
Мы последовали его приглашению, раскурив оказавшуюся вовсе не плохой травяную смесь; церемония совершалась молча, поскольку хозяин наш не проронил ни слова. Может быть, он считал молчание особым достоинством или проявлением вежливости по отношению к нам, или просто доказательством почетного приема.
Не успели мы выкурить и по одной трубке, как снова пришел один из пастухов и поставил на стол миску с холодным кускусом[71].
— А что с мясом, Селим? — спросил его шейх.
— Сейчас принесу, — ответил пастух и поспешно удалился.
— Тогда принеси и…
Шейх прервался, потому что Селим уже исчез.
— Селим, Селим, послушай-ка! — закричал ему вслед шейх.
Но никакого ответа не последовало. Тогда шейх вскочил и поспешил к выходу, чтобы дать Селиму какое-то указание. Мы ни о чем не подозревали и не помешали ему отойти от нас на несколько шагов.
— Селим, Селим! — все повторял шейх, уже совсем выходя из пещеры.
— Он хочет уйти! — вскрикнул Виннету, хотя он совсем не понимал по-арабски.
Он вскочил, намереваясь схватить шейха и втянуть его назад, в пещеру, однако не успел еще добраться до входного отверстия, как послышался шум падения тяжелой глыбы и наша расселина закрылась. Я понял, что упал странного вида камень, стоявший у самого входа — так близко к скале, что между ними нельзя бы было просунуть и пальца.
— Хей-хо! — крикнул Эмери, тоже вскочив на ноги.
— Виннету был готов к чему-то такому, — сказал апач так спокойно, как будто ничего не случилось.
Я ничего не сказал. А снаружи раздался многоголосый торжествующий крик. Теперь там, казалось, было гораздо больше людей, чем мы видели сначала.
— Полагаю, нас взяли в плен! — рассердился англичанин.
Я опять промолчал.
— Не молчите! — потребовал он от меня. — Мы в плену?
— Да. Почему мы не послушали Виннету?
— All devils! Но господин ратей уверял нас, что среди мейджери нам нечего опасаться!
— Если это мейджери.
— Но они же так себя назвали!
— Шейх обманул нас. Если бы он действительно принадлежал к этому племени, то не заманил бы нас в ловушку!
— Верно! Тогда к какому же племени он принадлежит?
— Весьма вероятно, к улед аюн.
— Хуже быть не может! И тем не менее я никак не возьму в толк: для чего ему задерживать нас? Он нас не знает, даже не спросил, как нас зовут.
— Ошибаетесь: он знает, кто мы. Мелтоны были здесь, а может быть, и сейчас еще у них. Дело было, скорее всего, так: они встретились здесь с улед аюн и рассказали им обо всем, что случилось у прохода. Они наверняка сказали также, что шейх аюнов и его свита взяты в плен и теперь должны заплатить большой выкуп. Они были убеждены, что мы будем их преследовать, и высказали это аюнам. Мелтоны во всем обвинили нас, назвали этим людям наши имена и описали наши приметы. Поэтому аюны поджидали нас, выдав себя за мейджери, чтобы завлечь в западню.
— Черт их побери! Понятно теперь, почему камень стоял так странно! Он опирался на свою верхушку. Достаточно было легкого толчка, чтобы он упал и загородил вход. Значит, его поставили специально для нас?
— Нет. Тогда бы его притащили сегодня утром, и мы бы увидели следы; они сразу же бросились бы в глаза, и я бы в таком случае поостерегся входить внутрь. Камень, похоже, служит уже долгие годы, и в эту самую ловушку не раз попадали другие.
— Но тогда этот шейх исключительно подл! Разве он не выпил с нами воды, не выкурил трубку? Мы же его гости, за которых он должен отвечать собственной головой! Как объяснишь ты такую подлость?
— Мы не мусульмане, а для мусульманина «неверных» обмануть вовсе не грех, и его совесть от такого обмана не страдает.
— Ах, так! Но мы же пленили Фарида аль-Асвада, шейха улед аюн, которому предстоит заплатить выкуп, а Валид эн-Нари тоже назвал себя их шейхом, если ты правильно понял. Как ты объяснишь это?
— Он — шейх одного из аюнских ферка[72]. А имя он нам назвал ненастоящее.
71
Кускус — манная крупа, которую арабы едят либо саму по себе, либо с мясом барана или курицы.
72
Подразделение
Ферка — автор здесь употребил слово, означающее «партия, группа»; но, видимо, точнее подошло бы слово «фарик», которое, кроме указанного значения, переводится также, как «часть, отряд».