— Анька времени даром не теряет. Смотри, что творит! — слышу Лелькин голос и поворачиваюсь, а там бывшая одноклассница повисла на Сатановском, а он не очень-то и сопротивляется. В сердце словно всадили нож, внезапно стало так плохо. Во мне просыпается злость на него, на неё и на себя. Резко захотелось придушить эту… прилипалу. На самом деле, она неплохая девчонка, но сейчас хуже ее в целом мире нет никого. Меня душит ревность и обида. Опасный коктейль и пить его лучше в одиночку. Поэтому убегаю на улицу.
Я не знаю, сколько прошло времени, не чувствую холода, как впрочем и тела, только кашу в голове и боль в сердце, и злость на себя. Надо же быть такой дурой, чтобы столько времени находиться рядом и не суметь разобраться в себе. Я совершенно точно его люблю. Теперь я знаю, что он мне всегда нравился, что к нему я никогда не была равнодушна, только сама не понимала себя и списывала все на ненависть. Что же теперь делать? Как быть? Мысли путались. Я решила, что подумаю обо всем позже, а сейчас пойду веселиться. И пусть весь мир подождет.
Внутри все также весело, Сатановского нет нигде, кто-то танцует, кто-то ест, а кто-то парами в укромных местах целуется. Не смотреть!!! Проходим мимо. Танцевать!!!
Музыка уносит меня, а шампанское избавляет голову от ненужных мыслей. Лелька и Ксюха также танцуют рядом. Мне хорошо и почему-то весело.
Не знаю, сколько мы так танцевали и когда ноги устали от каблуков, я просто сбрасываю их и нетвердой походкой иду к ближайшему дивану. Девчонки за мной следом присаживаются по сторонам. Я смотрю, что большей половины людей уже нет. И самое интересное, что его тоже нет. И хорошо. Забыла. Все мысли потом.
— Куда все подевались?
— А кто блюет, а кто тра*ается. — Лелька, как всегда прямолинейна. — Ну а кто-то дрыхнет. Блин, девки, ноги болят! И жрать чего-то уже опять хочется. Давайте к столу поближе и спать потом. Я устала уже и время почти пять.
— Я тоже есть хочу. И спать.
Я посмотрела на своих подруг. Они сейчас с абсолютно одинаковым вражением смотрели на меня. И мне стало так смешно. Я начала смеяться, а потом уже откровенно ржать. Они снова это делают, одинаково смотрят на меня в недоумении.
— Этому столику больше не наливать. Ксюх, пошли есть. Ну ее, эту малахольную. — и схватив Ксюшу за руку, Леля потащила ее к столу. И опять они спелись. Я нехотя поднялась за ними.
— Я тоже хочу есть и спать! Подождите меня, предательницы!
Перекусив, мы отправились на поиски комнаты, где можно прилечь и поспать. Я была уже такой пьяной и уставшей, что мне было все равно, что вокруг. Хотелось спать. На втором этаже все комнаты были заняты, кроме комнаты Кира. Туда-то мы и завалились в наглую. Мы легли на кровать поверх покрывала. Стоило закрыть глаза, как начался хоровод лиц и событий сегодняшней ночи и последнее — довольное ухмыляющееся лицо Аньки Шадриковой. Она смеялась дьявольским смехом в моей голове, обнимая своими хищными руками Сатановского, а мне стало так тошно и жаль саму себя, что я открыла глаза и мигом вскочила с кровати. Надо срочно выйти на улицу, проветрить мозги.
Я вышла на крыльцо в платье, не ощущая холода, мечтая только об одном — оказаться дома и чтобы этой ночи никогда не было. Но, видимо, свое новогоднее желание я уже потратила.
— Замерзнешь, мелкая. Быстро иди в дом! — раздалось сзади.
Я резко обернулась. Дима стоял сзади, сложив на груди руки, и смотрел сурово и одновременно ласково. Это стало последней каплей.
— А тебе какое дело? Заболею и умру, тебе-то вообще плевать!!!
— Не говори ерунды!
— Да!!! Плевать!!! Ты — самовлюбленный бабник! Сначала меня целуешь, а потом обнимаешься с этой дурой Шадриной!!! Она тупая. И не такая уж и красотка. — говоря это, я все ближе подходила к нему и тыкала пальцем в его грудь. Меня понесло, всерьез и без тормозов. И, наверняка, завтра я пожалею обо всем сказанном, но пока в моих венах бурлит алкоголь и обида, и запал смелости не иссяк, я выскажу этому гаду все. — ты ни одной юбки не пропускаешь, да Сатановский?
— Кать, успокойся, ты пьяная. Пойдем я тебя отведу внутрь. — он взял мою руку, упирающуюся ему в грудь, в свою теплую ладонь. Мне так хотелось к нему прижаться. А еще ударить его, да посильнее, чтобы он тоже почувствовал хоть малую долю моей боли.
— Не пойду! Никуда я с тобой не пойду! Лучше тут замерзну. Нашел себе игрушку! А у меня тоже чувства есть! А я, может быть, тоже не железная! Зачем ты так? Зачем??? Влюбил в себя и сразу забыл. — я вырвала свою руку и занесла ее для удара, сжав в кулак. По лицу уже текли слезы. — Мой! Ты слышишь?! Мой! Не отдам никому! Как я тебя ненавижу!!! И… люблю. — последнее уже шепотом.