Корбетт немедленно отбросил эту мысль, вспомнив, как говорил один из его учителей философии: «Не надобно искать нового в этом мире. У всего хорошего и плохого есть своя причина, которую лишь нужно понять». Все так, подумал Корбетт, и Дюкета тоже убили люди — но каким-то хитроумным способом. Если в Лондоне действует тайная секта последователей де Монфора и Фиц-Осберта, он отыщет ее. А если такой нет? Если Барнелл ошибся? Может быть, Крепин был вождем секты и смерть Дюкета — месть за убийство? И теперь все виновные залегли на дно и, не показываясь на поверхности, будоражат город?
Корбетт покачал головой и посмотрел в просвет между крышами нависающих над площадью домов. Небо потемнело. Чиновнику не хотелось оставаться в Саутварке на ночь, поэтому он ушел с площади и направился в сторону «Поваренка». Дверь была открыта, свечи зажжены, и большая душная зала понемногу заполнялась завсегдатаями, которые усаживались за массивные деревянные столы. Здесь были зубодер со щипцами, бадьей и парой иголок, всегда и везде готовый заняться своим ремеслом, торговец беличьими шкурками с высушенным товаром на плечах и аптекарь в ермолке и с мешком трав. Фальшивомонетчик сверкал буквой «Ф», выжженной у него на левой щеке.
К ним присоединились школяры и чиновники с другого берега Темзы, в открытую смеявшиеся над хитроглазым и востроносым разносчиком, который не снимал с груди поднос с чудесами со всего света: зубами Карла Великого, пером из крыла архангела Гавриила, склянкой с молоком Девы Марии, соломой из Вифлеемских яслей, иголками дикобраза и коренным зубом великана. Посмеиваясь над его прибаутками, Корбетт пробрался сквозь толпу к дальней стене, где рыжеволосый и бледный мужчина в кожаной безрукавке и в фартуке сторожил большие бочки, из которых густой коричневый лондонский эль попадал в грязные кружки, разносимые посетителям.
Корбетт представился, и мужчина поднял на него водянисто-голубые глаза:
— Чем могу служить, господин чиновник?
— Я насчет Роберта Сейвела. Он работал тут?
Прежде чем ответить, мужчина на миг отвел взгляд:
— Да. Работал. А что? Вам какое до него дело?
— Он мой родственник. Был моим родственником. Хотелось бы знать, как и почему он умер.
Кивком головы мужчина показал на маленький столик в углу:
— Хотите эля? Тогда садитесь туда, пейте и платите.
Пожав плечами, Корбетт сел за стол, и вскоре к нему присоединился хозяин таверны с блюдом мяса, щедро сдобренного перцем, чесноком, пореем и луком. В другой руке он держал большую кружку с элем.
— Ешьте, — приказал он, — а я буду рассказывать.
Корбетт послушно принялся за еду, хотя она оказалась слишком горячей и острой, и крепкий вкусный эль. Хозяин сел напротив и долго всматривался в гостя.
— Не знаю уж, кем на самом деле был Роберт Сейвел. Воспитания он, похоже, тонкого. Повидал я людей. За ним тоже поглядывал и понял, что не тот он, за кого себя выдавал. Правда, с лошадьми умел обращаться, лошадей знал, вот я и дал ему работу.
— Что он делал? Ну, кроме конюшни?
Хозяин поморщился:
— Подобно вам, господин чиновник, задавал много вопросов, еще ходил туда, куда мне в голову не пришло бы пойти. — Он подался вперед, дохнув на Корбетта чесноком и луком. — Я честный человек. Мне понравился Сейвел, но всем известно, что творится в городе. Здесь сейчас неспокойно, что-то назревает. Я держу таверну, люди приходят, говорят, а я слушаю и держу рот на замке. Мне не нужны неприятности.
— С кем Сейвел встречался?
— Не знаю. Только вот он уходил по ночам. Иногда говорил о популистах, о покойном де Монфоре, о волнении в городе. Пытался расспрашивать моих посетителей, но этому я сразу положил конец. — Хозяин таверны пожал плечами. — Рано или поздно с ним должно было что-то случиться.
— Значит, вам ничего не известно? — спросил Корбетт.
Хозяин оглядел шумный, заполненный людьми зал.
— Только одно, — прошептал он. — Он часто ходил к старой карге, что живет в лачуге возле реки, где заброшенная церковь. Ведьма похвалялась, будто может вызывать демонов и предсказывать судьбу, мол, у нее есть волшебные кости.
— Она и сейчас там живет?
Его собеседник покачал головой:
— Да нет. Пару дней назад ее нашли зашитой в мешок с волшебными костями во рту, и горло перерезано от уха до уха. Связали ее, как борова на Михайлов день.
— И Сейвел ничего не оставил?
— Смену сорочек, больше ничего.
Корбетт наклонился над столом.
— Он ничего вам не рассказывал? Наверняка ведь рассказывал.