Взяв кое-что из своих вещей, хранившихся в небольшой кожаной сумке в архивной палате, он завязал их в узелок: несколько монет, кольцо покойной жены, прядь детских волос, ложку, выточенную из коровьего рога, и письменные принадлежности.
Барнелл приказал немедленно приниматься за дело, и Корбетт не стал медлить. Он подумал было, не подать ли прошение в казначейство о выдаче ему денег, но потом решил, что это слишком хлопотно. Тамошние чиновники на редкость подозрительны, особенно насчет своего брата. Придется долго ждать, пока прошение будет рассмотрено, а потом ему выдадут столько, что он пожалеет о своей затее. Нет, решил Корбетт, поплотнее завернувшись в плащ, лучше взять собственные деньги у ювелира в Чипсайде, а потом представить Барнеллу отчет о расходах. В конце концов, не в деньгах загвоздка, ведь у него неплохое жалованье, да и дом в Сассексе давно продан. Зачем нужен дом, если нет семьи? Покидая Вестминстерский дворец, Корбетт постарался прогнать прочь печаль. По отметке на свече, горевшей в железном гнезде на одной из скамей, он понял, что уже три часа пополудни. Толпа понемногу расходилась — тяжущиеся со связками документов, довольные или раздраженные стряпчие, приставы в разноцветной одежде, сопровождавшие скованных между собой преступников из зала суда в тюрьмы Тан, Маршалси или Ньюгейт.
Корбетт благополучно миновал всех и оказался на берегу реки. Несмотря на непогоду, он решил нанять барку, и самый уродливый лодочник, какого ему когда-либо приходилось видеть, настойчиво предлагал ему знакомство с лучшими красотками из публичного дома, где сам побывал накануне. Наконец, наслушавшись о плотской жизни лодочника, продрогший и промокший Хью добрался до причала Квиншита и направился в сторону собора Святого Павла. Последние торговцы, уличные продавцы угрей и водоносы отчаянно старались выжать хоть немного денег из редких припозднившихся прохожих. Улицы пустели. Дети разбегались по домам. Подмастерья, закончив работу, зажигали фонари, как то было предписано отцами города.
Город готовился к ночи, и Корбетт вспоминал слова Барнелла о старых язвах, набухающих гноем. За пенни он купил у булочника последнюю буханку и, запихнув в рот кусок хлеба, зашагал по Рыбной улице, обходя лужи и кучи мусора и стараясь побыстрее миновать вонючие рыбные ряды. Мимо прогромыхала пустая угольная телега с черным как дьявол возницей, довольным дневной выручкой. Пришлось Корбетту подняться на крыльцо, чтобы ее пропустить, и он заметил на другой стороне улицы одинокую фигуру с колодками на руках и тухлой рыбиной на шее. «Ловкач из торговцев рыбой, — решил Корбетт. — Поймали свои же или городские власти на продаже тухлятины, вот и приговорили к публичному осмеянию».
Корбетт пошел дальше и свернул на Чипсайд-стрит, широкую улицу, которая пересекала Лондон с востока на запад и с некоторых времен считалась главным местом обитания лондонских ремесленников. Здешние дома были и повыше и повнушительнее, иногда даже в три или четыре этажа, оштукатуренные, со вставленными в оконные переплеты полированными роговыми пластинами, с выкрашенными в яркие цвета деревянными стенами и фронтонами, на которых, как правило, красовался герб гильдии золотых дел мастеров. Около одного из таких домов Корбетт остановился и постучал в тяжелую деревянную дверь. Послышался звон цепей и скрежет замков, прежде чем дверь приоткрылась, повернувшись на прочных петлях. Дюжий привратник с трещащим факелом в руке бесцеремонно спросил, какие такие дела могут быть в столь поздний час. Сдерживая гнев, чиновник ответил, что хочет поговорить с купцом Джоном де Гизаром. Привратник едва не захлопнул дверь перед носом Корбетта, но тут за его спиной возник тучный невысокий человек, который, поднявшись на цыпочки, попытался разглядеть незваного гостя.
— Эй, да это же Хью Корбетт! — воскликнул он, отталкивая слугу. — Хотите вложить еще денег, господин чиновник?
Хью улыбнулся, глядя на круглое лицо приветливого хозяина дома. Ему нравился де Гизар, который никогда не пытался скрыть свою жадность.
— Нет, господин ювелир, пришло время проверить управляющего моими делами и получить деньги назад.
Хью едва не рассмеялся, видя разочарование ювелира. Тот считал Корбетта отличным клиентом, регулярно приносившим деньги и редко требовавшим выплат. Непростой человек, размышлял ювелир, вглядываясь в смуглое костлявое лицо и прикрытые веками глаза чиновника. Такой обеспеченный, а ютится один на чердаке на Темза-стрит.