Тем временем в Горае происходят странные события.
Поговаривают, что каббалист Мордхе-Йосеф на чердаке синагоги лепит Голема, чтобы он пришел евреям на помощь, когда начнутся родовые муки избавления. Кто-то видел собственными глазами, как Мордхе-Йосеф с двумя ешиботниками тащил туда мешок глины. О реб Иче-Матесе говорят, что каждую ночь его душа возносится на небо, и там сам Ари обучает его каббале. С тех пор как Иче-Матес появился в Горае, люди обратили сердца к раскаянию. Мужчины встают до зари и читают псалмы, женщины постятся по понедельникам и четвергам и посылают еду в богадельню. Одна женщина как-то покаялась перед всеми в синагоге, что лежала с мужем во время месячных. А некоторые каждую ночь собираются у благочестивого реб Гудла, и реб Иче-Матес раскрывает им тайны Торы.
В начале января у Рейхеле устроили пир в честь ее помолвки с реб Иче-Матесом. В одной из комнат расставили столы и скамейки, отдельно для мужчин, отдельно для женщин. В последнюю минуту девушка вдруг расплакалась и заявила, что не хочет замуж. Но ее быстро успокоили, преподнесли подарки, и она снова согласилась. И вот она уже сидит с женщинами за столом, одетая в шелковое платье, с праздничным платком на голове, в жемчужном ожерелье, которое одолжила ей Хинкеле. Рейхеле улыбается сквозь слезы, а гостьи, чтобы ее подбодрить, наперебой говорят, какая она красивая, гладят ей волосы, подносят ей ложечки прошлогоднего варенья. Реб Иче-Матес в шелковом кафтане сидит в окружении мужчин. Жарко натоплено, стены запотели, тают свечи в керамических подсвечниках, то и дело приходится снимать нагар с фитилей, чтобы было светлее. Сегодня реб Иче-Матес в прекрасном настроении, его лицо раскраснелось, глаза сияют. Он рассуждает о Божественной сущности брака, сыплет цитатами, наливает гостям водку и вино. Он даже разрешил женщинам танцевать, чтобы развеселить невесту. Хинкеле встает и велит отодвинуть стол. Она родом из Богемии и привыкла к тамошним обычаям. Над ней начинают хихикать, но она не обращает внимания. Хинкеле раскидывает худые руки в широких рукавах, поднимает лицо к потолку, кружится и поет:
Хинкеле разошлась. Она тянет женщин танцевать, но они смущаются, прячутся друг за дружку. Она зовет танцевать даже хромоножку Рейхеле. Но тут поднимается жених, реб Иче-Матес. Он вытирает рукавом пот со лба и приближается к Хинкеле. Вынимает из кармана платок и протягивает ей:
— Беритесь за край! Это радость для Всевышнего…
Реб Иче-Матес заворачивает полы кафтана, так что становятся видны белые льняные штаны и кисти на талесе, прикрывает левой рукой глаза, будто собирается читать «Шма Исраэл», и начинает, шаркая ногами, пританцовывать на месте. А Хинкеле подбирает шлейф атласного платья и движется перед женихом в одну сторону, потом в другую, притопывая остроносыми башмачками. Ее бусы сверкают, щеки разрумянились, слезы радости дрожат на ресницах. Сначала все смотрят потрясенные: не грех ли это? Но тут же начинают понимать: это неспроста, нечто великое совершается у них на глазах. Все умолкли, слышно, как потрескивают свечи. Гости застыли, стоят вокруг, смотрят во все глаза. Тощий, кожа да кости, долговязый парень с острым кадыком широко раскачивается, как на молитве, вперед-назад, до хруста сжимает пальцы, щурится, будто его слепит яркий свет. Реб Мордхе-Йосеф стоит в углу, опираясь на костыль. Его трясет, как в лихорадке. Рыжая свалявшаяся борода пылает огнем, горят зеленые зрачки, пот течет по лицу. Уже больше часа танцуют оба, но усталости нет, и видно, что их поддерживает высшая сила. Рейхеле облокотилась на спинку кровати, закрыла лицо руками, кажется, она беззвучно плачет. Вдруг она подтянула парализованную ногу, будто желая сделать шаг, села и громко, бесстыдно расхохоталась. Все вздрогнули, повернулись, и в ту же секунду Рейхеле упала на спину, испустив сдавленный крик. Помутневшие глаза закатились, руки и ноги трясутся, пена идет из злобно перекошенного рта. Хинкеле хватает кружку, зачерпывает воды из бочонка и выливает ей на голову. Девушка съеживается, от нее валит пар, как от потушенных углей…