— Мадемуазель Паскаль! — он и не подумал извиняться! — Я хотел бы немедленно с вами поговорить. Жду вас в своем кабинете.
Не произнеся больше ни слова, он развернулся и пошел прочь.
Николь в изумлении застыла, вцепившись в ручку двери, и смотрела вслед покинувшему ее кабинет мужчине. Она хотела крикнуть ему: «Что вы, не стоит извиняться! Это сущие пустяки». Но Мартин еще не скрылся за поворотом и наверняка услышал бы ее, поэтому она сдержалась.
Девушка осторожно закрыла дверь и опять прислонилась к ней. Она перебрала в памяти все причины, которые могли побудить ее начальника вести себя столь беспардонно. Он был очень тщеславным и самодовольным человеком, но всегда давал своим сотрудникам возможность работать и особо им не докучал. Николь так ничего и не придумала. Разве что…
С полной уверенностью, что она попала в точку, Николь глубоко вздохнула, открыла дверь и вышла из кабинета.
— Мадемуазель Паскаль, прежде всего я хотел бы поинтересоваться — какое, по-вашему, место вы занимаете в нашем отделе?
Чтобы сохранить спокойствие, Николь пришлось сделать над собой усилие. Рене Мартин задал вопрос тоном, не оставляющим ни малейших сомнений в том, кто здесь начальник. Девушке эта ситуация напомнила подзабытые школьные времена, и Николь решила, что не позволит себя запугать, но и не даст Мартину ни единого повода пожаловаться на нее вышестоящему начальству.
— Я по конкурсу заняла должность хранителя отдела египтологии музея Лувр, месье Мартин.
— Отлично. Теперь я вижу, что мое мнение совпадает с вашим. Я, было, начал уже сомневаться… И как давно вы занимаете эту почетную должность?
— Три месяца и… дайте подумать… десять дней. Месье Мартин, позвольте спросить, что означает этот допрос?
Ее начальник теребил в руке нож для разрезания конвертов, испытующе глядя на Николь. Рене Мартин был мужчиной лет пятидесяти, с редеющими, поседевшими на висках волосами и невыразительным лицом из тех, которые невероятно трудно удержать в памяти; довольно грузный, его самой выдающейся чертой был широкий, с легкой горбинкой нос.
— Я лишь хотел заложить фундамент для взаимопонимания, мадемуазель Паскаль, — наконец ответил он. — Потому что, видите ли, я являюсь старшим хранителем, и на мне лежит значительная часть ответственности за руководство этим отделом, ряды сотрудников которого вы так недавно пополнили и к которому вы, по вашему собственному признанию, принадлежите. Да будет вам известно, что я уже восемнадцать лет работаю в этом музее. — Он холодно посмотрел на сидевшую перед ним девушку и продолжил: — И я не допущу, чтобы какая-то новая сотрудница прыгала через мою голову и вела себя так, будто меня не существует.
Николь молча встретила его взгляд. «Приплыли, — подумала она, — но можешь не рассчитывать, я не доставлю тебе удовольствия», — и напустила на себя ничего не понимающий вид.
— Я говорю о коллекции Гарнье, мадемуазель Паскаль, и думаю, что вы отлично меня понимаете. — Он немного повысил голос. — Я не знаю, на какие вы пошли ухищрения, чтобы ее поручили именно вам, но знайте: я не собираюсь сидеть сложа руки. Я не допущу, чтобы столь… неопытный человек, как вы, занимался каталогизацией экспонатов такой важности.
Николь сделала над собой очередное усилие, и, когда она заговорила, ее голос звучал спокойно и миролюбиво:
— Месье Мартин, мне отлично известно, что вы являетесь моим непосредственным начальником, и я всегда уважала вас за это. Но мне кажется, что я не ошибаюсь, полагая, что месье де Лайне занимает в отношении вас более высокую должность. И решение по коллекции Гарнье принимал лично он. Так что, думаю, если у вас есть какие-то возражения, вам следует говорить с ним, а не со мной.
Глаза Мартина сузились, и Николь почудилась во взгляде собеседника ненависть.
— Я это уже сделал, мадемуазель. Я с ним поговорил. Он сам сообщил мне эту потрясающую новость. А теперь я требую, чтобы вы положили конец этому абсурду и отказались от данного поручения. И прошу вас сделать это немедленно.
Николь теряла терпение.
— Послушайте, месье Мартин, я постараюсь излагать свои мысли предельно ясно. Когда наш с вами шеф, — она сделала ударение на слове «наш», — вызвал меня к себе в кабинет и предложил заняться коллекцией Гарнье, — я удивилась не меньше вашего. И, хотите — верьте, хотите — нет, но я заметила, что, по моему мнению, именно вам надлежит заниматься этими артефактами. На это он ответил, что его решение окончательное и обсуждению не подлежит. Так же, как тогда я была вынуждена согласиться, я готова хоть сию минуту отказаться от этой работы, если он меня об этом попросит. Но чего я не собираюсь делать, так это уступать вашему, месье Мартин, давлению.