Он взволнованно смешал мочу с кристаллами соли, вылил содержимое горшка в колбу, поставил ее над горелкой, которую сам же зажег. Вскоре от жидкости отделилось облако белого пара. Оно неспешно поднималось вверх по стеклянному сосуду, а достигнув узкого горлышка, осело на стенках мельчайшими белыми кристаллами. Рука отца легла парню на плечо. На его губах опять играла улыбка.
— Арман, ты преобразовал материю. То, что было, исчезло, а взамен ты получил нечто новое, ранее не существовавшее. Собери эти кристаллы. Это соль аммония. Она пригодится тебе в других экспериментах.
Мало-помалу он все чаще помогал отцу в его трудах по перегонке жидкостей, взамен получая уроки по теме, которая интересовала его больше всего на свете, — по трансформации материи. Он сам получал минеральные вещества и использовал их для создания других веществ. Он создал aquafortis и убедился в том, что металлы не способны устоять перед ее разъедающим воздействием. Все, за исключением золота.
— Да, сынок, золото — король металлов. Многие искали способ получения золота в результате последовательных превращений. Говорят, что некоторым это удалось, — пристально глядя сыну в глаза, отец пожал плечами. — Впрочем, я в это не верю. Но я хочу тебе показать, что золото, несмотря на свой королевский статус, тоже уязвимо. Так же, как и мы, люди, включая тех, кто нами управляет, и кто порой не отдает себе отчета в собственной хрупкости.
И он научил Армана создавать aqua regia. Юный ученик убедился: эта невинная с виду жидкость, сохраняющая инертность, заключенная в стекло, действительно способна разъедать и растворять золото…
Арману не было и восемнадцати, когда отец признал, что научил его всему, что знает. Юноша продолжал экспериментировать на свой страх и риск, хотя очень быстро понял, что нуждается в учителе, который поведет его дальше. В то время он уже принял решение вступить в орден тамплиеров, и человек, которому предстояло стать его покровителем, а именно Жан де Пуатье, продемонстрировал чуткость к его желаниям и стремлениям.
— Алхимия и орден всегда были едины. Орден тебе поможет.
И орден это сделал. Вскоре после того, как юного Армана приняли в сержанты, он отправился для завершения обучения в Париж, где получил возможность обучаться в лабораториях опытных алхимиков и осваивать как практику, так и мистику их экспериментов.
В Париже он познакомился с Раймундо Лульо. Мудрец прибыл в город для торжественного открытия основанной им же кафедры восточных языков, в которых он считался экспертом.
Стояла весна. Как-то вечером Арман участвовал в конференции, которую проводил философ с Майорки. Он пришел туда вместе с Ги де Сен-Жерменом, своим парижским наставником и рыцарем-тамплиером. Он на всю жизнь запомнил чудесную погоду, предвещавшую скорое наступление лета, и неведомое ему ранее томление, которое он испытывал, направляясь вместе со своим наставником к университету.
Позже, ночью, когда ряды слушателей мудреца значительно поредели, он собрал узкий круг мыслителей и алхимиков. Арман до сих пор помнил тускло освещенную свечами и факелами комнату, в которой находились выдающиеся умы Франции. Юный Перигор сидел за спиной своего учителя и слушал, стараясь не упустить ни единого слова. Все увиденное и услышанное навсегда врезалось в его память, и даже сейчас, годы спустя, он мог точь-в-точь повторить целые фразы. У испанского мудреца был глубокий голос, и о практической алхимии он говорил, демонстрируя такую ясность мысли, что юный ученик понял многое из того, что прежде воспринимал лишь на уровне интуиции.
Лульо считал, что алхимия позволяет объединить в лаборатории посвященного все уровни сознательного существования: физический, посредством используемых веществ, духовный, достигаемый с помощью высвобождаемых сил, уровень души, неизбежно укрепляющейся в ходе экспериментов, и даже космический уровень, представленный взаимодействием планет и символизирующий божественную силу.
— Алхимический процесс должен идти параллельно с нашим внутренним процессом, — продолжал ученый. — Наша душа также должна стремиться к трансформации в философском камне и очищаться как от контакта с ним, так и от собственных усилий.
Когда кто-то поинтересовался у него, достиг ли он этой конечной цели — открытия философского камня, Раймундо Лульо слегка улыбнулся в белоснежную бороду и ответил: