Кавалеры и дамы из свиты короля смеялись и пытались шутить в извечной борьбе за внимание монарха, что неизменно вызывало презрение у его фаворита. Впрочем, лицо Филиппа в этот момент было серьезным, и весь его вид говорил, насколько он далек от ужимок придворных. Заметив Ногаре, он несколько оживился и взял его под руку.
— Ах, Ногаре, вы-то мне и нужны! Пойдемте. — Не обращая ни малейшего внимания на своих провожатых, он увлек его в королевские покои.
— Как поохотились, ваше величество? — поинтересовался Ногаре, пока камердинер снимал с Филиппа сапоги.
— Отлично, — король сделал камердинеру знак оставить их с Ногаре наедине. — Но сейчас меня интересуют вовсе не олени, — продолжал он, как только дверь закрылась, — а золото. Мне нужно золото… срочно и много.
Ногаре хранил молчание. Он знал: королю нужно дать выговориться.
— Присаживайтесь, присаживайтесь… — Филипп развалился в кресле и кивнул на стул напротив. — Этот человек… я его ненавижу… Сегодня на охоте ломбардийский банкир Палма осмелился напомнить мне о ссуде, которую мы у него брали. Я давно должен был распорядиться отрубить ему голову. Хотя это никогда не поздно сделать. Он дал мне понять, что пока мы не расплатимся с долгами, не получим новых займов ломбардийского банка. Подумать только! Как он смеет так разговаривать с королем Франции! — последнюю фразу Филипп завершил ударом кулака по столу.
— Банкиры… евреи… — эти подлые людишки друг друга стоят, сир.
— Да. Но нам без них не обойтись. Они заправляют деньгами.
— Не забывайте о церковниках, сир. И прежде всего о рыцарских орденах.
— Как я могу о них забыть! Проклятый Бонифаций, гореть ему в аду… — этот выпад, вызвал улыбку у его собеседника. — С него начались все наши беды.
Филипп подразумевал буллу Clericus Laicus, принятую в 1296 году. Этой буллой папа освободил духовенство от уплаты налогов, и светская власть утратила влияние на Церковь. После этого отношения между папским престолом и троном Франции стали ухудшаться. Четыре года спустя Филипп направил к папе самого Ногаре в последней попытке исправить то, что исправлению уже не подлежало, поскольку годом ранее французский король отказался поддержать папу в его конфликте с Арагоном. Переговоры между понтификом и королевским послом шли трудно и, когда не осталось ни малейших надежд на достижение взаимопонимания, завершились отлучением посыльного французского короля от Церкви. Ногаре-слуга Сатанеля торжествовал победу, а Ногаре-человек принялся вынашивать план мести.
Все последующие годы королевский фаворит посвятил разжиганию вражды между Францией и папским престолом (очень многие из его приспешников занимали посты, близкие к папе). В 1302 году папа ответил на его усилия буллой Unam sanctam, в которой он провозглашал верховную власть Церкви и резко критиковал действия Франции и конкретно Ногаре, указывая на его роль подстрекателя конфликта.
Филипп IV рассвирепел, когда узнал, что Бонифаций предложил французский престол австрийскому императору Альберту. Он публично сжег папскую буллу и утвердил план, предложенный ему Ногаре.
— Можете мне ничего рассказывать, главное — сживите его со света.
Гийом де Ногаре добился того, чего хотел. Теперь его руки были развязаны. Он начал искать дружбы с недругами папы, в их числе с флорентийским банкиром Муччато де Францези и главой партии гибеллинов Скьярой Колонной. В ходе прекрасно спланированной операции он арестовал Бонифация прямо в его дворце в Ананьи. Оставшись с понтификом наедине, Ногаре предстал перед ним в своем истинном обличье.
— Теперь ты знаешь, с кем связался, — усмехнулся он.
Папа без чувств упал на пол.
Вскоре Бонифация освободили, но его душевная рана была неизлечима, и месяц спустя он скончался. Его преемник Бенедикт XI попытался наладить отношения с Францией, но наотрез отказался отменить анафему, которой его предшественник предал Ногаре.
— Ваше величество, — однажды обратился советник к своему королю, — нам необходим… а если точнее, Франции необходим папа, демонстрирующий верность вам и вашей короне.
— Я полностью с вами согласен, — откликнулся Филипп, — но я не назначаю пап. Кроме того, не в моих силах заставить их исчезать, если они мне не по вкусу.
— Первое затруднение можно утрясти, а что касается второго… — Ногаре пожал плечами.
Несколько месяцев спустя Бенедикт скончался, и его сменил Бертран де Го, принявший имя Климента V, который пользовался поддержкой и доверием французской короны. Что касается Гийома де Ногаре, то он достиг вершины своей земной власти.