— Итак, мадемуазель Паскаль, — начал он, усилием воли отводя глаза в сторону, — прежде всего хочу высоко оценить вашу работу. — Он опять сделал над собой усилие и посмотрел ей в глаза. — Сколько вы у нас работаете? Три месяца?..
— Да, три месяца и четыре дня. — Пьер Лайне обнаружил, что и улыбка у нее ослепительна. — И вы себе не представляете, как мне приятны ваши слова.
Он отмахнулся, словно давая понять, что не следует придавать слишком большого значения его похвале.
— Иного, мадемуазель Паскаль, мы от вас и не ожидали. Ваши рекомендательные письма безупречны. А вы сами, что вы о нас думаете? Вам нравится ваша работа?
Этот вопрос застал Николь врасплох, прежде всего потому, что плохо вписывался в то представление, которое она составила о шефе. До этого разговора она обменялась с ним лишь парой слов, но слышала отзывы о Лайне, прежде всего, двух секретарш, с которыми она сосуществовала со времени поступления на работу в музей, а также других сотрудников отдела. Из их слов следовало, что Пьер Лайне необычайно трудолюбив, он профессионал высокого уровня, но при этом все считали его в равной степени холодным и неприветливым человеком.
— Да, конечно… Я в полном восторге. Египтология, Древний Египет… — все это мое. Что касается работающих здесь людей… что я могу сказать? Они все просто необыкновенные.
— Хорошо. Я рад, очень рад. Видите ли, мадемуазель Паскаль, — он откинулся на спинку кресла и оперся подбородком на сплетенные под ним пальцы, — я пригласил вас к себе не только для того, чтобы поинтересоваться вашим душевным состоянием, хотя и в этом я стараюсь проявлять заботу о каждом из своих подчиненных. — Он потянулся к сложенным на углу стола папкам для бумаг и взял верхнюю.
— Вы уже, наверное, слышали о наследии Гарнье. Вскоре коллекция прибудет в наш музей, — продолжил он, дождавшись утвердительного кивка Николь. — Чудесные картины и другие произведения искусства, а также внушительная коллекция древнеегипетских артефактов. Об этом писали в газетах. В этой папке собраны документы, в которых сказано, что эта коллекция охватывает период, начиная с Древнего царства и заканчивая Двадцатой или Двадцать первой династией, и содержит поистине бесценные экземпляры, представляющие необычайный научный интерес. Некоторые из них уже изучены и снабжены прекрасными описаниями, но это скорее исключение, чем правило, потому что месье Гарнье бдительно
охранял свои сокровища и мало кого к ним подпускал. Во всяком случае, так было при его жизни, — Лайне расплылся в широкой улыбке, — и согласно завещанию все досталось Лувру.
Николь внимательно слушала, не перебивая и не задавая вопросов.
— Судя по тому, что о нем знаю я, не думаю, что он хотел составлять подобное завещание, — усмехнувшись, продолжал Лайне, — но в противном случае все попало бы в руки алчных наследников. Гарнье любил свою коллекцию, как родного ребенка, и не мог допустить, чтобы ее разорвали и растащили по частям.
— Полагаю, я поступила бы так же, — произнесла Николь, понимая, что подошла ее очередь что-то сказать.
Пьер де Лайне улыбнулся. В его устремленном на Николь взгляде сквозила легкая насмешка.
— Возможно, хотя для этого необходимо обзавестись теми миллиардами, которые накопил за свою жизнь месье Гарнье. Как бы то ни было, на какое-то время эта коллекция поступает в ваше полное распоряжение.
Николь растерянно смотрела на него. Она совсем ничего не понимала.
— Простите, кажется, я не ясно выразился. Хотя, признаюсь, делаю это с определенным умыслом. Я, собственно, хотел сообщить, что именно вам предстоит заняться изучением и описью этой коллекции. Вы получите все необходимые для этого средства. Отчитываться будете непосредственно передо мной.
Улыбка застыла на губах Николь. На мгновение ей показалось, что она не может двинуть ни рукой, ни ногой. Девушка медленно подняла глаза на Пьера де Лайне, а тот выжидающе смотрел на нее, словно требовал согласия.
— Но… Возможно, я вас неправильно поняла. Конечно, я слышала о наследии Гарнье и о его изумительной коллекции египетских артефактов. Честно говоря, в нашем отделе больше ни о чем не говорят. Но все уверены, что заботу о ней возьмет на себя Рене Мартин. Я даже не знаю, как вам это сказать, месье Лайне… — Николь понизила голос, — но сам он убежден в этом больше остальных.