— Вот те на! А мой отец всегда спешил развенчать мои заблуждения. Кажется, он объяснил мне еще в младенчестве, что радуга является результатом преломления световых лучей, проходящих сквозь капельки воды. Он даже рисовал мне это, чтобы я лучше все понял! Представь себе, я так ничего и не понял, хотя щеголял своими познаниями перед друзьями.
— Как бы то ни было, невозможно отрицать то, что радуга возникает, когда солнце и дождь появляются одновременно. А причина не имеет значения. — Она улыбнулась и посмотрела на Жана. — Возможно, именно поэтому ты архитектор, а я занимаюсь поиском химер.
— Послушай, у архитекторов тоже богатое воображение, — запротестовал Жан, напустив на себя оскорбленный вид. — И я, между прочим, очень романтичный парень. — Несколько секунд молодые люди молча смотрели друг на друга, а затем расхохотались. — А знаешь что? — прошептал Жан, касаясь губами рта Николь. — Поразмыслив, я прихожу к выводу, что прав был твой отец, а мой рассказывал мне какие-то глупости о рефракции света.
Молодые люди сидели в студии, которую Жан оборудовал в своем доме в Сен-Жермен-ан-Ле, в комнате на верхнем этаже, где некогда был чердак. Нынешний владелец дома заменил часть наклонного потолка огромными окнами, поставил здесь рабочий стол, книжный шкаф, удобный мягкий диван и два кресла, расположенные вокруг низкого длинного столика. В углу находился домашний бар, а на тумбочке у стены — маленький телевизор.
Жан и Николь выехали из Парижа с мечтой провести вечер, прогуливаясь по улицам городка, а затем поужинать в одном из уютных открытых кафе. Но чем ближе они были к месту назначения, тем больше осознавали неосуществимость этого плана. Еще недавно на небе смутно различались голубоватые лоскуты, и вот их затянули зловещие черные тучи, налетел порывистый ветер. Когда пара въезжала в Сен-Жермен, пошел дождь.
Они зашли к Жану — архитектор хотел показать Николь наброски, которые привез с собой из Парижа.
— В студии они будут смотреться лучше, — пояснил он.
Николь охотно приняла приглашение, потому что после возвращения из Египта тяжелое чувство, которое она и прежде испытывала, переступая порог своего дома, обострилось и стало почти невыносимым. Она не хотела признаваться в этом даже себе, ведь в остальном она просто обожала это жилище и считала его своим собственным. Но каждый день, возвращаясь сюда после работы, она испытывала эти странные и тягостные ощущения.
Правда, легкая мигрень, на которую она со временем перестала обращать внимание, теперь исчезла вместе с навязчивыми снами и видениями. Зато она перестала видеть сны. Во всяком случае, проснувшись, она ничего не помнила. И ей всякий раз казалось, что она выбирается на поверхность из какого-то бездонного, пустого и заброшенного колодца.
Порой, лежа без сна, она чувствовала в доме чье-то присутствие, но не находила этому объяснения. Ей казалось, что ее что-то окружает. Что-то невидимое, но живое. Живое и холодное.
На ночь она запирала дверь своей квартиры на ключ, а дверь спальни на задвижку. Пару раз она слышала снизу какие-то звуки и без малейших на то оснований решила, что их источником является странная пустая комната в подвале.
Девушка больше ни разу не входила в эту комнату, да и вообще не спускалась в подвал. Более того, она ничего не стала спрашивать ни у домработницы, ни у садовника, не поделилась она своими страхами даже с Жаном. Она предпочла забыть о существовании комнаты в подвале и о тягостном впечатлении, которое та на нее произвела. И все же Николь не могла о ней не думать, тем более, что ощущение чего-то холодного, обладающего собственной волей, окружало ее со всех сторон, едва она переступала порог. В последнее время подобные ощущения преследовали ее в любой точке дома, хотя и не так остро.
Вот уже два дня у Николь не было ни единой возможности заняться коллекцией Гарнье. Две съемки на телевидении (одна в прямом эфире и одна в записи), пресс-конференция, на которой журналисты засыпали ее вопросами и долго не отпускали, интервью для газет и журналов отнимали почти все ее время. Девушка никак не могла определиться, нравится ей это или нет. С одной стороны, приятно вдруг оказаться в центре всеобщего внимания и ощутить себя знаменитой, но с другой стороны, в душе она тосковала по привычной спокойной работе и жаждала времен, когда сможет вернуться к нормальному образу жизни.
Во вторник после обеда она на несколько минут заглянула в комнатку, которую музей выделил под египетскую часть коллекции Гарнье. На столе по-прежнему лежали таблички с письменами. Все было так, как она оставила, когда выбежала из комнаты, испугавшись реальности посетившего ее видения. Табличка, послужившая причиной всех ее треволнений, лежала в центре стола в окружении более скромных соседок, там, куда ее уронила перепуганная Николь. Девушка настороженно смотрела на этот странный артефакт, не решаясь прикоснуться. Ей казалось, что даже мимолетный контакт с ним может вызвать к жизни ощущения и явления, контролировать которые она не умела.