Когда тот самый приор по имени Гарсия Ариас поднялся на помост, на площади воцарилась тишина, как и в момент появления Хуана Понсе де Леона. Приор — человек аскетической наружности с белыми от рождения волосами и бровями — был также известен как Белый Падре. Он продемонстрировал презрение к самому судилищу и тем, кто его чинил, и без малейших колебаний предложил поскорее покончить «со всем этим».
— Я не знаю, ценят ли свое время ваши милости, но мое время представляет для меня определенную ценность, — заявил он.
Во время короткого перерыва в аутодафе Гаспару де Осуне и остальным осужденным предложили чашку воды, кусок хлеба и нечто, что могло сойти за колбасу.
В три часа судьи вернулись на помост, и аутодафе возобновилось. Ювелир понял, что скоро дойдет очередь и до него. Большинство тех, кто его окружал, а именно члены храма Нового Света, уже побывали на помосте.
Последним из них стал брат Хуан де Леон, также монах из Сан-Исидро. На возвышение его занесли на руках, потому что сам он на ногах не держался. В тюрьме Гаспар слышал о том, что его задержали в Нидерландах, откуда он собирался бежать в Англию. Его подвергли пыткам и привезли в Испанию, предварительно надев на него кляп, который так ни разу и не сняли за долгую дорогу. В Севилье его бросили в подземелье дворца Трианы и снова пытали. От других заключенных Гаспар узнал, что бедняга таки ускользнул от инквизиции — он сошел с ума.
Кого он за весь день так ни разу и не увидел, так это Диего Рамиреса, и объяснения этому странному факту он не находил. Входя утром на площадь, он не сомневался в том, что доминиканец никому не уступит место главного действующего лица на этой жуткой литургии. Тем не менее, его там не оказалось. Инквизиторы по очереди зачитывали обвинительные заключения и объявляли приговоры. В наиболее важных случаях слово брал великий инквизитор Фернандо де Вальдес, но Диего Рамирес так и не появился. Гаспар де Осуна успел узнать этого человека, и теперь не сомневался, что его отсутствие может объясняться только из ряда вон выходящими причинами.
Ювелир ждал аутодафе в камере. О нем, казалось, забыли, и он успел усомниться в том, что предстало его взгляду, когда он лежал на пыточной скамье. Была ли происшедшая на его глазах трансформация реальной или стала плодом воображения его затуманенного страданием мозга? Тем не менее в его ушах продолжали звучать слова Диего Рамиреса.
— Пора тебе узнать, с кем ты имеешь дело, — произнес он.
И тут его уши удлинились, лицо покрылось жесткими волосами, ноздри расширились, а губы раздвинулись в зловещей ухмылке, обнажив острые клыки.
Но хуже всего были его глаза. Они налились кровью, радужная оболочка окрасилась в ярко-желтый цвет, а зрачки обрели форму черных миндалин…
Сидя на жесткой скамье в ожидании приговора, Гаспар де Осуна снова вспомнил этот момент и усомнился в реальности увиденного. Разум твердил, что это невозможно, но сердце подсказывало, что страшное зрелище было правдой.
В отличие от Рамиреса второй участвовавший в пытке доминиканский монах, брат Альвар, на площади был. Он занял одно из мест, отведенных для членов инквизиции, и за все время так ни разу его и не покинул. Рядом с ним громоздилась кипа папок с досье, которые он откладывал в сторону, когда очередной преступник поднимался на помост. В его обязанности также входило соблюдение всех формальностей, предшествующих оглашению приговора. В результате такой активности брат Альвар выделялся среди остальных инквизиторов, и Гаспар даже предположил, что на него возложат чтение дел, расследованных его отсутствующим коллегой.
Он обратил внимание на то, что в стопке нерассмотренных дел папок осталось совсем мало. Было ясно, что где-то среди них находится досье, заведенное на него, Гаспара де Осуну.
Рядом с Альваром Пересом де Лебрихой сидел великий инквизитор. Время от времени они перебрасывались какими-то фразами. Фернандо де Вальдес обладал патрицианской внешностью, а его архиепископские одежды лишь подчеркивали элегантность и утонченность. Время от времени великий инквизитор вмешивался в ход аутодафе, и Гаспар был вынужден признать, что священник производит поистине величественное впечатление.