Это снова чуть было не заставило меня бросить работу над текстом. С одной стороны, был большой риск не успеть вовремя и закончить перевод после того, как он окажется пущен «в народ», да ещё и, скорее всего, с «официозными» предисловиями. С другой — не хотелось чувствовать себя марионеткой в руках государства, выполнять волю власть имущих. Но потом я уяснила для себя одну важную вещь: я не должна действовать так, как хотят от меня другие; я не должна действовать и наперекор тому, чего хотят от меня другие; я должна действовать так и только так, как хочу я сама, как считаю нужным, правильным. И я продолжила, и даже успела раньше, чем власти. Может быть, теперь они будут сердиты на меня так же, как и мусульмане:)
Через друзей-анимешников я вышла на некоторых молодых переводчиков, заинтересовавшихся моим проектом. Поскольку они были из разных точек бывшего Советского Союза, мы договорились о «развиртуализации». Встреча была назначена в начале года «на нейтральной территории»: в Екатеринбурге, возле дома известного переводчика, рок-поэта и (до самой своей смерти) редактора специализирующегося на «скандальных книгах» издательства «Ультра-Культура» — Ильи Кормильцева. Мы учредили «Тайный Клуб Хитоши Игараши» (в честь японского переводчика «Сатанинских стихов», убитого исламистами) и объявили Джихад (Священную войну) «современной инквизиции», в какие бы одежды она ни рядилась (то, что начали мы с ислама, лишь отражает современное положение дел в мире). Мы поклялись друг другу, что нашим оружием будет только Слово. Мы провозгласили нашим «почётным руководителем» Хитоши Ирагаши, а нашими «шахидами» («мучениками за веру») и почётными членами — Тео ван Гога, Ориану Фаллачи, Этторе Каприоло и Кронида Любарского. Мы договорились, что нашим общим псевдонимом станет «А. Н. Оуэн» (Анна Нэнси — для женской половины, по нику, выбранному мною изначально, и Алек Норман — для мужской). Настоящих имён друг друга не знаем даже мы сами. За время, прошедшее с нашей встречи, один из нас перевёл с голландского субтитры к десятиминутному фильму «Покорность», за который был убит его режиссёр Тео ван Гог, а другая — несколько стихов (скорее феминистических, чем антиисламских) бенгальской писательницы Таслимы Насрин, за голову которой, как и за голову Рушди, исламские фундаменталисты назначили награду. Надеюсь, на этом наша деятельность не закончится, хотя после издания «Стихов» в Интернете на придётся на некоторое время «залечь на дно».
Я отдаю себе отчёт, что появление этих материалов в свободном доступе может спровоцировать очередную волну межрелигиозных и межнациональных конфликтов, террористических актов и даже военных действий. У меня не было такой цели, равно как и желания оскорбить чьи-либо религиозные чувства. Однако трусливо молчать я не намерена тоже, и если чрезмерно политкорректные правозащитники найдут в «Сатанинских стихах» какую-либо религиозную или национальную нетерпимость, то пусть перечитают роман ещё раз… а потом прочитают Коран, в котором неоднократно и прямым текстом высказываются призывы к уничтожению «неверных» — то есть немусульман (сура, взятая в эпиграф — скорее исключение, нежели правило). И либо запрещают и Рушди, и Пророка, либо позволяют читателям самим разобраться, где правда, а где ложь.
Работая над переводом, я столкнулась с множеством трудностей менее философского, более практического характера. Говоря честно, «Сатанинские стихи» — книга, непереводимая в принципе: сотни словесных игр, отсылок к реалиям английской и индийской культуры, цитат из неизвестных русскому читателю произведений, упоминаний незнакомых русскому читателю деятелей делают это произведение, как я уже упоминала, невероятно тяжеловесным. Авторский слог тяжёл и для англичанина: некоторые предложения занимают несколько строк, знаки препинания в отдельных местах отсутствуют начисто, слова громоздятся в чудовищные конструкции без пробелов. Всё это я постаралась реализовать и в переводе — несмотря даже на то, что русский язык (прошу прощения за невольный каламбур: быть может, я заразилась ими от Рушди) длиннее английского.