Расположившись в салоне для курящих на борту самолета, взявшего курс на Сорнику, Анна достала сигарету и чиркнула спичкой. Сера ярко вспыхнула, и Анна невольно подумала, что то же самое произойдет с земным шаром. Мужчины – не трусы, их не запугать.
Самолет был забит американскими журналистами, собиравшимися писать о войне. Среди них был только один, который все еще не решил для себя, какая из воюющих сторон права, а какая – нет. Коллеги не слишком уважали его. Они говорили, что с его умишком лучше заниматься криминальной хроникой.
Это были журналисты новой, аналитической, закваски, свободные от всяческих предрассудков и поэтому весьма критически относящиеся к собственной стране. Они заранее настроились не верить ни одному слову ни одного американского офицера.
Командировка в Сорнику давала возможность сделать блестящую карьеру. Репортажи, выдержанные в правильном политическом ключе, удостаивались престижных премий и обеспечивали их авторам право публиковать свои статьи на первых полосах за собственной подписью.
Неудивительно, что не так давно высшая премия была присуждена статье, которая оказалась сфабрикованной от начала до конца. Удивительно другое: газета в конце концов признала это и аннулировала премию. Разумеется, статья была на актуальную тему – в ней рассказывалось о том, как тяжело живется в Америке неграм и как мало это заботит белых.
В отличие от журналистов, Анна Чутесова знала, что по части фабрикации разведывательные службы не уступают так называемой «свободной» прессе. Мужские мозги опутаны всяческими предрассудками. Печально, что американские женщины борются за то, чтобы походить на мужчин, и – увы – не без успеха.
Когда самолет произвел промежуточную посадку в Тампе, в салон вошел новый пассажир – худощавый широкоскулый мужчина с темными глазами – и сел в единственное свободное кресло рядом с Анной. До него на это кресло претендовало несколько представителей пишущей братии, но она быстро их отшила.
Отвергнутые ухажеры до сих пор отпускали в ее адрес грязные шуточки, теша уязвленное самолюбие.
Худощавый брюнет пробрался мимо Анны в кресло у окна.
Он не стал застегивать пристяжной ремень в момент взлета.
Это означало, что от сильного толчка он может выпасть из своего кресла и чего доброго повалиться на нее.
– Зажглась надпись на табло: «Пристегните ремни», – сказала Анна своему соседу.
Она знала, что при всех своих недостатках мужчины, как правило, умеют читать. Это-то их и дезориентирует.
– Мне не нужно пристегиваться.
– Надеетесь, что вас удержит на месте ваше роскошное мужское достоинство?
– Нет. Я намного устойчивее самолета. Пристегивайтесь сами, если хотите, – ответил брюнет.
– Я уже пристегнулась. Теперь ваша очередь.
– Послушайте, у меня и без вас хватает забот. Позвольте дать вам один добрый совет: оставьте меня в покое.
Сосед хотел отвернуться к окну, но Анна одарила его улыбкой, от которой растаяло бы сердце любого мужчины.
– Ну, будьте паинькой и пристегнитесь. Ради меня.
Улыбка Анны сулила так много, что за нее любой мужчина сделал бы все, что угодно.
– У вас что, плохо со слухом?
– Я лишь пытаюсь избавить нас обоих от неприятностей, – проворковала Анна.
Глаза ее призывно заблестели.
– Послушайте, я не собираюсь застегивать ремень из-за вашего лживого кокетства. Стройте глазки репортерам. У меня уйма проблем, и тут вы мне не поможете.
– Почему вы решили, что я притворяюсь?
– Не знаю. Я чувствую это. Точно так же, как чувствую свое тело. А теперь довольно разговоров. Тема закрыта.
Он снова отвернулся от нее. Над Мексиканским заливом самолет так тряхнуло, что одна из стюардесс не удержалась на ногах. Пассажиры, надежно пристегнутые ремнями, закричали, чуть не вылетев из своих кресел. Анна изо всех сил вцепилась в подлокотники кресла.
Взглянув на соседа, она заметила, что тот преспокойно сидит на месте. Его не бросало из стороны в сторону, казалось, он вообще не чувствует никакой тряски.
Когда болтанка прекратилась, Анна присмотрелась к нему внимательнее. Грудь соседа не вздымалась. Он практически не дышал. Может быть, он умер? Она дотронулась до его плеча.
– Что такое? – спросил он.
– Слава Богу, вы живы!
– А что в этом удивительного?
– Простите, мне показалось, что вы не дышите.
– Так оно и есть. Я не хочу, чтобы никотин засорял мне легкие.
– Но мы уже находимся в воздухе не меньше получаса.
– Самое трудное – сделать так, чтобы не дышать через кожу.