— А вы уверены в том, что в этом человеке не было нашей крови?
— Совершенно уверен, — отвечал оратор, — так же, как и в том, что он ни в коем случае не выдал бы наших тайн, сохраняя данную клятву, хотя бы ценою жизни… Это странная, но полезная особенность немецкой скотины, которой мы особенно охотно пользуемся… Но возвращаюсь к моему предложению основать храм масонов, сатанистов, посвящённый будущему «царю земному» — антихристу, в одной из французских заокеанских колоний. Это имеет две несомненные выгоды: обеспечивает нам поклонников, число которых в тех местах теперь уже превышает численность «назореев», и не привлечет внимания гоимов всего мира, с которыми пока еврейство ещё не может справиться, особенно до уничтожения монархов, являющихся самыми опасными врагами нашими, так как вокруг них группируются все верующие в Иешуа Ганоцри и все патриотические животные различных государств.
В ответ оратору поднялся великий раввин Франции, Задок Кан, благообразный старик, не уступающий в наружной «почтенности» раввину Ротенбургу.
— Наш алжирский коллега прав, — подтвердил он. — Я должен признаться, что за последнее время в Париже замечается странное явление. Казавшееся иссохшим старое католическое дерево начало давать новые ростки. Вера в Назорея растёт и ширится. Правда, наряду с ней разрастаются и враждебные католичеству секты, которые мы умножаем с мудрой осторожностью, подготовляя их на все вкусы. Секты и являются первой ступенью лестницы, ведущей в храм Люцифера. Однако, не скрою, что все эти секты пока ещё не в силах победоносно бороться с католичеством. В настоящее время мы работаем с особенным рвением над уничтожением официальной религии. Добиться этого нам удастся через два, три года. До тех же пор, если масонство находит нужным постройку нового храма, то я согласен с мнением предыдущего оратора и советую выбрать для этого Алжир или Мартинику! Все другие колонии либо слишком отдаленны, либо слишком людны, а следовательно и не могут своим значением оправдать крупных затрат на возведение здания, достойного величия всемирного масонства.
— Ставлю вопрос на голосование, — сказал председатель. — Прошу согласных с мнением последних ораторов насчёт выбора подняться с места.
Из двадцати семи присутствующих поднялось двадцать четыре. Остались сидеть только Гольдман, граф Вреде и барон Ротенбург.
— Предложение принято… Выбор места, смета расходов, планы и т. п. предоставляется, по нашим статутам, исполнительному органу всемирного синедриона, т. е. «совету семи». Объявляю заседание закрытым, если кто-либо из членов не имеет особенных вопросов или замечаний…
Мрачно молчавший до сих пор лорд Дженнер внезапно поднялся:
— Прошу повременить одну минуту, барон Джевид… Прежде чем разъехаться, нам предстоит решить ещё один вопрос: следует ли нам отказаться от избранных нами орудий, или продолжать работать для овладения ими?
Со всех сторон устремились вопросительные взгляды на говорящего. Очевидно, большинство не знало, о чем идёт речь.
Председатель поморщился.
— Собственно говоря, вопрос, которого коснулся наш досточтимый собрат, представитель Шотландии, должен решаться в совете семи. Но раз он заговорил о нём здесь, то я не вижу причины скрывать наш план от верховного синедриона… Дело идёт о двух актрисах. Одна из них еврейка, — это Гермина Розен…
— О ней нечего говорить, — поспешно перебил лорд Дженнер. — За её полную покорность отвечаю я.
Насмешливый взгляд пронзительных глаз барона Джевида скользнул по невольно вспыхнувшему лицу своего приятеля. Но голос его сохранил подобающую председателю серьёзность, когда он продолжал давать объяснения по неожиданно поднятому вопросу.
— Тем лучше… Значит, дело идёт только об одной актрисе Бельской. Она русская по рождению, православная по религии и не поддается нашему влиянию, обладая недюжинной силой воли, которую я назвал бы невероятной в столь молодой женщине, если бы не убедился лично в присутствии в ней какой-то странной, очевидно вполне бессознательной, духовной энергии, предохраняющей её вот уже три года от всех наших внушений, простых и гипнотических… Но, повторяю, вот уже три года, как мы наталкиваемся на сопротивление.
— Раз она русская, то это понятно, — холодно заметил Гольдман, прищуривая свои раскосые глазки. — Все эти православные носят на груди знак, получаемый при рождении, и он дает им силу сопротивляться… многому… Я бы посоветовал вам, друзья мои, не вступать в борьбу, могущую стать опасной, из-за такого пустяка, как женщина. Как бы красива и умна она ни была, но найти другую, ещё красивей, не так уже трудно. Начинать же борьбу с символическим знаком, получаемым русскими при крещении, вещь рискованная. Подобная борьба может завести нас слишком далеко…
— Я присутствовал при дебюте этой актрисы и убедился в том, что она чрезвычайно понравилась не только «Кайзеру», но эта русская, к сожалению, очаровала императрицу чуть ли не больше, чем «Кайзера». Следовательно, помешать её приглашению в императорский театр, по слухам уже подписанному, и увлечь её из Берлина куда-нибудь, где мы могли бы распоряжаться, не опасаясь непрошеных вмешательств и любопытства, хотя бы прокурорского, вовсе не так легко.
— Что же, нам признать себя побежденными и оставить какую-то девчонку, назорейку, торжествовать над нами? — вспыльчиво крикнул один из представителей Италии. — Это было бы унижением для масонства столько же, как и для нашей всемогущей Алит.
Гольдман спокойно улыбнулся.
— Я не вижу никакого унижения в том, что мы добровольно отказываемся от плана, признанного неудобным или требующего слишком больших жертв. Раз избранное орудие ничего не подозревает, то его можно просто оставить в покое, ничем не рискуя.
— И, как знать, — подтвердил граф Вреде, — быть может, можно будет использовать её влияние на императора без её ведома? Если ей удастся заинтересовать «Кайзера» настолько, чтобы отвлечь его от некоторых «планов», слишком неудобных для нас, то это было бы чрезвычайно выгодно.
Барон Ротенбург заметил тоже в свою очередь:
— Я разделяю мнение графа Вреде и советовал бы оставить в покое эту актрису. Женщины, завербованные силой или хитростью, бывают слишком часто опасны. И раз эта ничего не подозревает о нашем существовании и о наших планах, то и мы можем спокойно позабыть о ней и о них… В женщинах у нас никогда недостатка не будет. В том порукой наши вербовщики, раскинувшие свои сети на всю Европу. Из бесчисленных «номеров», доставляемых в наш «центральный склад» из всех государств мира, всегда можно выбрать достаточное число красивых женщин, более подходящих для роли орудия, чем эта русская актриса, не покоряющаяся воле такого опытного и могучего «инспиратора» и гипнотизера, как Джевид Моор. Повторяю мой совет — забыть о существовании этой актрисы, благо она не подозревает правды.