То же самое можно сказать и о людях, отпавших от Церкви. Само их отлучение совершается не в момент, когда об этом заявляет церковная иерархия. Оно происходит раньше, когда некоторая страсть (интеллектуальная, душевная или плотская) втискивается между человеком и Церковью. Если в таком состоянии отчужденности и противления Евангелию и Церкви человек оканчивает свой земной путь, его посмертная судьба определяется сразу по его кончине. На языке богословия это называется «частный Суд Божий» – когда образ той вечности, в которую направил себя человек своими земными делами, приоткрывается ему вскоре после его кончины. И это его прикосновение к Вечному происходит еще как бы вне очевидной связи с судьбами всего мира, всего человечества (которые определятся на всеобщем, Последнем Суде).
Бог ищет – живо ли еще в этой душе то место, куда может привиться Истина, есть ли там такая жизнь, которая может вечно исполняться в причастии ко Христу. Господь хочет всем спастись, следовательно, и вам… «У Бога есть одна мысль и одно желание – миловать и миловать, – говорит свят. Феофан Затворник. – Приходи всякий… Господь и на страшном суде будет не то изыскивать, как бы осудить, а как бы оправдать всех. И оправдает всякого, лишь бы хоть малая возможность была»1825.
Но если вся жизнь человека прошла в противлении Христу, если постоянное нарушение Его заповедей привело к разрушению самой души – Божий Суд, удаляющий грешника от Вечной Радости, происходит сразу же по кончине. «Уделом таковых будет мучение или вернее сказать, отвержение от Бога и стыд в совести, которому не будет конца» (св. Григорий Богослов)1826. Для них Сам Христос может оказаться страшен – ибо именно к Нему, к лику Божией любви, была обращена мольба некоего духа: «Умоляю Тебя, не мучь меня!» (Лк. 8, 28).
Тот, Кто есть сама Радость, Кто говорит своим ученикам: «радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна» (Ин. 15,11), – Он мучит Собою духов зла и ими одержимых.
Именно в теософии есть вполне яркие описания «нижних миров», многочисленных адов, кармических тюрем (Беспредельное, 462). Православное богословие (вновь повторю – надо отличать православное, святоотеческое Богословие от обыденных представлений и от прикладной амвонной моралистики) о тайне мучения в Царстве Любви мыслит так: «Говорю же, что мучимые в геенне поражаются бичом любви. И как горько и жестоко это мучение любви! Ибо ощутившие, что погрешили они против любви, терпят мучение вящще всякого приводящего в страх мучения; печаль, поражающая сердце за грех против любви, язвительнее всякого возможного наказания. Неуместна человеку такая мысль, что грешники в геенне лишаются любви Божией. Любовь есть порождение ведения истины, которое дается всем вообще. Но любовь силою своею действует двояко: она мучит грешников, как и здесь случается другу терпеть от друга, и веселит собою соблюдших долг свой. И вот, по моему рассуждению, таково геенское мучение – оно есть раскаяние» (преп. Исаак Сирин)1827.
Господь решит – сможет ли Он Свою любовь вместить в душу человека, или та уже неспособна к такому. Господь до решений Соборов, иерархов, священников и богословов уходит из сердца того человека, что прислонил свою жизнь к силам смерти. Собственно, эта Богоставленность порождается христоборцем еще при его земной жизни. Сразу после смерти становятся очевидны ее последствия.
Публичное слово Церкви, обличающее еретика, нужно лишь в том случае, если и после его кончины его идеи продолжают распространяться, причем принимаются несведущими людьми как христианское, церковное учение. Негоже проповедовать антихристианские взгляды, делая вид, что они как две капли воды похожи как раз на христианство. Как при посмертной канонизации святого Церковь указывает на возможный путь спасения, так при посмертном отлучении еретика она предупреждает о пути погибели. Как канонизация святого не есть «награда» для него, так и посмертное отлучение не содержит в себе никакого сугубого наказания. У Бога все произошло уже прежде.
Но если начатое ересиархом разрушительное дело продолжает обитать на земле, то Церкви никогда не поздно гласно предупредить о том, что этот путь привел к погибели и его самого, и его последователей. Это важно не столько для мертвых, сколько для живых. И вот, чтобы пробиться хотя бы не к сердцам, но и к ушам людей, Церковь бывала вынуждена совершить акт, который каждый раз дается ей с болью.
Публичный отказ Церкви от соучастия в молитвах с некоторым человеком (который и так уже сам вышел из Церкви) может сделать серьезнее отношение других людей к религиозной рельности.
Яков Кротов однажды остроумно заметил, что через зеркало современных СМИ Церковь видна лишь подобно «человеку-невидимке». Как уэллсовского персонажа люди замечали только по грязи, что прилипала к его ногам, так и Церковь привлекает к себе внимание средств массовой информации лишь каким-либо скандалом. О нормальной жизни Церкви, о ее молитве и надежде, о ее неприметном воссоздании писать как-то неинтересно, несюжетно. А вот, скажем, отношения Глеба Якунина и Синода (вопрос, который в самой Церкви весьма мало кого интересует) можно прослеживать по законам рубрики «Светская жизнь», не обременяя себя ни богословскими, ни церковно-историческими познаниями.
Поскольку такова реальность газетного мира, то глупо на нее лишь просто сетовать. Лучше попробовать использовать знание этой реальности для нужд проповеди. Я хочу сказать, что если Церковь не может привлечь к себе пристальное внимание СМИ иначе как скандалами – она должна уметь эти скандалы создавать сама. Ничего слишком уж неблагочестивого в этой мысли нет. Достаточно вспомнить, что в знаменитом стихе ап. Павла о Распятом Христе, Который есть «иудеям соблазн и эллинам безумие», русское слово «соблазн» переводит греческое слово skandalon. А с другой стороны, научились же физики использовать энергию направленного взрыва, да и философы еще со времен Диогена время от времени задирали публику, чтобы «понудить читателя к пониманию».
«Скандал» сам по себе вряд ли может многих убедить, но он способен весьма многих осведомить о реальной позиции Церкви по конкретному вопросу. «Скандал» – это заявление, идущее вразрез с той интеллектуальной модой, которая в данный момент считается «общественным мнением», и потому он привлекает к себе внимание. Если такое заявление делает Церковь – она это делает не для того, чтобы всех убедить в правоте своей позиции, но для того, чтобы по крайней мере всех оповестить о ней.
Такое заявление от лица Церкви сделал Архиерейский Собор по вопросу о неоязыческих и оккультных сектах. В принципе церковные проповедники и иерархи постоянно говорят о том, что христианство несовместимо с оккультизмом. Но столь же постоянно в школы, телепередачи, в дома культуры и библиотеки приходят адепты оккультно-языческих доктрин и заявляют, что их взгляды очень мирно уживаются с Евангелием, и что вообще они нашли способ создать «мировую религию» без всякого ущерба для христианской вести. И, честно говоря, их саморекламе верят больше, чем предупреждениям Церкви.
Последней в этой ситуации оставалось одно. Максимально громкое и максимально недвусмысленное заявление. Анафема.
1825 св. Феофан Затворник. Творения. Собрание писем. Вып. 3-4. – Псково-печерский монастырь, 1994, сс. 31-32 и 38.
1826 св. Григорий Богослов. Творения. – СПб. б. г., т. 1, с. 237.
1827 преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. Сергиев Посад, 1911, с. 112. То же у Достоевского – «Из бесед и поучений старца Зосимы». Ад «есть невозможность больше любить… Тем-то и мучается, что ко Господу взойдет он, не любивший, соприкоснется с любившими любовью их пренебрегший. И говорит уже сам себе: „ныне хоть и возжаждал любить, но уже подвига не будет в любви моей… Хотя бы и жизнь свою рад был отждать за других, но уже нельзя, ибо прошла та жизнь, которую возможно было в жертву любви принесть, и теперь бездна между тою жизнию и сим бытием“ (Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. // Полное собрание сочинений. Т. 14, сс. 292-293).