Не зная, на что решиться, — проситься ли на один из баркасов, отходивших сейчас, или дожидаться утра, мы стояли и совещались у берега, как вдруг я услышал за спиной знакомый музыкальный голос, спрашивавший меня почти шепотом:
— Вы хотите уехать отсюда? С вас довольно этой забавы? Да?
Я оглянулся. За мной стоял Сускезус. Кругом кипела толпа людей; одни проталкивались к берегу, другие возвращались за чем-нибудь, и среди этой движущейся толпы пробрался онондаго, никем не замеченный. Откуда он взялся? Как разыскал нас? Этого я не мог дознаться даже и впоследствии.
— А ты можешь помочь нам уехать, Сускезус? — спросил я.
— Да, лодка здесь! Идите за мной!
Мы последовали за ним, и он повел нас прямо по направлению к французским укреплениям. С минуту у меня опять мелькнуло подозрение о предательстве, но оказалось, что Сускезус очень разумно выбрал уединенную бухточку, где и запрятал в камышах нашу лодку, ту самую, в которой он перевозил нас через озеро.
Я высказал было опасение, что индейцы — союзники французов — могли напасть на нас в этом уединенном месте, чтобы воспользоваться наградой за скальпы, но онондаго поспешил успокоить нас.
— Нечего опасаться: теперь краснокожие собирают скальпы на поле сражения; там слишком много убитых, чтобы идти искать живых! — сказал он.
Однако в тот момент, когда мы уже садились в лодку, произошла непредвиденная задержка: наша лодка могла вместить только пять человек, шестого никак нельзя было захватить, а мой Джеп не хотел расстаться со своим пленником.
— Для краснокожего нет места, — заявил онондаго, — пятеро хорошо, шестеро — дурно!
— Что же с ним делать? — спросил Гурт.
— Снять скальп, — спокойно ответил онондаго, — скальп прекрасный — длинный чуб, хороший скальп!
— Это хорошо для тебя, Сускезус, но нам, христианам, это не годится! Мне думается, что всего лучше обезоружить его и отпустить! — возразил ему Гурт.
— Обезоружить? Да он и так уже давно обезоружен, но он сию же минуту найдет себе оружие на поле битвы! Но делать больше нечего; надо его отпустить! Отпусти его, Джеп! — приказал я.
— Больно жалко, мистер Корни! — запротестовал негр, не желая лишиться своего военного трофея.
— Ну, нечего рассуждать: ты нас всех задерживаешь, развяжи его и пусти!
Джеп принялся медленно развязывать веревку. Дирк, Гурт и онондаго уже вошли в лодку, а я занес ногу, как услышал за собой сильные удары; оглянувшись, я увидел, что Джеп концом веревки, которой был связан его пленник, хлестал несчастного по спине так, что сквозь кожу проступала кровь. Индеец стоял неподвижно, не издавая ни малейшего звука, высокий, стройный и спокойный, как ствол молодой сосны. Возмущенный этим поступком, я отшвырнул негра в сторону, собственноручно перерезал ножом веревку пленника и, насильно втолкнув Джепа в лодку, сел сам, и лодка наша отчалила.
ГЛАВА XXIV
Бледное солнце закатилось. Тени ночи спустились на землю. Ветерзавыл свою унылую песню, и день увидел их воинов распростертыми, их государя пленником.
Никогда я не забуду этой ночи. Все мы были измучены, один Сускезус работал веслом; даже Джеп как завалился на дно лодки, так и заснул как убитый.
Было около девяти часов вечера, когда мы отчалили от берега и поплыли вдоль восточного берега озера; уже свыше пятисот судов разного размера шли без всякого порядка, направляясь к форту Уильям Генри. Ночь была безлунная, темная; кое-где только между туч светились робкие звездочки. Целые вереницы судов шли одним путем, шли медленно, точно в похоронной процессии; усталые солдаты едва шевелили веслами. Сотни и тысячи людей были крутом, и нигде не слышно было человеческого голоса. Только когда нам приходилось проходить мимо транспортов, на которых везли раненых, до нас доносились стоны и вопли этих несчастных, протяжные, монотонные, надрывающие душу.
После нескольких часов плавания мы разбудили Джепа и заставили его сменить Сускезуса. Мы трое тоже время от времени брались за весла, затем дремали от усталости и снова сидели молча. Наконец мы достигли узкого пролива, соединяющего Верхнее озеро с Нижним, где рассеяно такое множество островов и где суда так близко проходили друг к другу, что можно было держаться за борт ближайшего из них.
— Эй! Кто там в лодке из коры? — крикнул вдруг офицер, стоявший на носу одного судна.
— Мы, волонтеры, прибывшие для того, чтобы стать под начальство майора Бельстрода! Не можете ли вы нам сказать, где он находится в настоящее время? После отступления мы не могли разыскать даже его полка!
— Бедняга Бельстрод! Я видел, как его отнесли в арьергард! Да, теперь он долго не сможет ни ходить, ни верхом ездить, если только вообще удастся сохранить ему ногу. Его отправили на первом судне, которое пошло в ту сторону, а там он намеревался приказать отнести себя в дом одного из своих друзей и там лечить свою рану, миновав летучий санитарный отряд и походные лазареты. Ну, а мне, вероятно, придется расстаться с этой рукой, как только мы высадимся в форте Уильям Генри, и когда я избавлюсь от нее, то охотно составил бы Бельстроду компанию, потому что этот человек всегда умеет отыскать себе уютное местечко. Простите, что задержал, господа; ваша лодка ввела меня в заблуждение; я хотел убедиться, не выслеживают ли нас неприятельские шпионы.
Итак, Бельстрод решил заставить перевезти себя в Равенснест, где мог рассчитывать на более радушный прием, на лучший и более заботливый уход? Признаюсь, я в душе позавидовал ему и пожалел, что не был серьезно ранен, чтобы, подобно ему, иметь право вернуться к Аннеке и позволить ей ухаживать за мной.
Мы шли значительно быстрее больших судов и потому опережали их одно за другим. На носу одного из них стоял офицер, еще молодой, и зорко наблюдал за нашей лодкой.
— Куда вы так спешите? — крикнул он нам. — Или вы боитесь, что кто-нибудь успеет раньше вас принести дурные вести?
— Вы ошибаетесь, сударь! Мы совсем не хотим быть первыми вестниками неудачи: мы — добрые патриоты!
— Да, неудача! Теперь я вижу, что вы патриоты! Не правда ли, господа, какой приятный денек мы прожили сегодня?
— Наши войска выказали большую стойкость и мужество, и хотя мы были просто волонтерами, но можем это засвидетельствовать перед целым светом.
— Ах, эти господа были волонтерами! — воскликнул офицер, почтительно раскланиваясь. — Я никак не думал, что имею честь разговаривать с волонтерами. Так, значит, вы добровольно принимали участие в этом бою?! Ну, про себя я не могу сказать того же! Расчудесные вещи вы теперь сможете рассказать дома, сидя у очага!
— Да, сумеем рассказать о геройской храбрости шотландских горцев, так как видели, как они дрались и умирали рядом с нами!
— В самом деле?! Вы были возле этих молодцов? — воскликнул офицер, разом изменив тон. — Могу ли спросить ваши имена?
Я назвал ему наши имена и сказал, что мы приятели Бельстрода, хотевшие присоединиться к его полку.
— Не вы ли были рядом с Гоу в то время как он был убит? Да? Надеюсь, мы с вами ближе познакомимся; поверьте, капитан Чарльз Ли будет очень рад пожать вам руку, как только мы вернемся в лагерь!
В этот момент Сускезус сильным ударом весла направил нашу лодку к берегу одного из островков и положил конец нашему разговору. Скользя, как змея, между мелкими островками, наше утлое суденышко быстро уходило вперед, и вскоре он высадил нас на том самом месте, откуда пять дней тому назад мы отправились на битву.
Привязав свою лодку, чтобы ее не унесло, индеец повел нас на ту самую скалистую возвышенность, где мы тогда ночевали. Когда мы добрались до вершины, было приблизительно то самое время перед восходом, когда пять дней тому назад меня разбудил здесь онондаго, и открывающаяся теперь отсюда панорама была почти та же, но впечатление, вызываемое ею, было совсем иное. Как и тогда, до тысячи судов виднелось на гладкой поверхности озера и вплоть до мыса у форта Уильям Генри. Но эта бесконечная вереница судов шла теперь вразброд, без всякого порядка, без музыки, как тогда, без весело развевающихся знамен. Глядя на эти черные точки, я невольно представлял себе весь ужас, все страдания, разбитые надежды и разочарования, какие теперь отражались на лицах всех людей, плывших на этих судах.