Карпова Ольга Викторовна. «Новая метла». Первый месяц она играла простушку, такая наивная дурочка с переулочка, способная удивлять коллектив новыми причёсками каждую неделю, и только. Но в её несерьёзности просматривалось обыкновенное нежелание работать. А потом у неё состоялась длинная беседа с владельцем банка Кирюхиным и председателем правления Романенко. Кирюхин происходил из «малиновых пиджаков», хрестоматийных «новых русских». «Поднявшись» в начале 90-х годов на волне шальных денег, основная масса героев бесчисленных анекдотов по-быстренькому растеряла все свои активы. Приобретя банк, Кирюхин проявил незаурядную способность учить-с я, он понимал, что ему не хватает умения управлять этим усложнявшимся с каждым годом бизнесом. Тем более что у него за спиной не было нефтяных скважин и прочих сладких мест, способных поддерживать штаны русским олигархам даже во время самых серьёзных «залётов». Цену возможной ошибки Кирюхин предвидел со всей ясностью. Но он хорошо разбирался в людях и делал ставку на молодых профессионалов, голодных до карьеры и денег. Выявляя в сотрудниках таланты, он охотно давал им карт-бланш, щедро вознаграждая их за дополнительную ответственность. Так было с Алексеем, так было и с Карповой. Будучи реалистом, Кирюхин понимал, что однажды ему придётся уйти, так как бесконечно наращивать требуемую ЦБ [8] капитализацию он не имел никакой возможности. Хотя тема продажи банка никем никогда не обсуждалась, фактически Карповой предстояло начать его предпродажную подготовку. К концу квартала выяснилось, что Ольге удалось консолидировать оба баланса – и белый и чёрный – чего в банке отродясь не было. Впервые стала возможна эффективная аналитика, и негативная динамика «проедания» клиентских денег напугала хозяина. Но должность начальника службы внутреннего контроля прошла мимо Ольги – теперь ей предстояло навести порядок в бизнес-планировании. Здесь оказалось сложнее: с точки зрения процедур и формальностей она всё отрегулировала, но у банка отсутствовала внятная стратегия развития. У Кирюхина регулярно случались заскоки, в том числе и на тему будущего. То ему вдруг хотелось создавать филиальную сеть, и на двух разномастных региональных филиалах это увлечение заканчивалось. То на него нападал «бзик» экономии, и он долго и скрупулёзно торговался на собеседованиях с будущими уборщицами, пытаясь отстоять оклад пониже. Маленький, круглый, с рыжими курчавыми волосками на пухлых ручках, он стремительно появлялся в самых разных местах банка, удерживая подчинённых «в тонусе». Романенко был наёмным служащим, в банке появился недавно и был осторожен, в нём Кирюхин выращивал CEO [9] в западном понимании этой аббревиатуры.
Звонарёв регулярно общался с Карповой по е-мэйлу, встречался на совещаниях и планёрках. Их обоих отличали конкретность суждений и конструктивность инициатив. Ольга ему нравилось тем, что с ней можно решить любой вопрос без бабской суетливости и личных намёков. Она в нём ценила обязательность и бесстрашие. В самом деле, Звонарёв относился к тем немногим в банке людям, которые не боялись спорить (и даже шутить) с боссами на любые темы. Он рано ощутил себя курицей, несущей золотые яйца, которую не так-то просто «зарезать» Дальше официальных отношения Алексея и Ольги не шли. Алексею нередко строили глазки незамужние симпатяшки из бэк-офиса [10] , но репутация верного мужа его полностью устраивала.
Причина затора стала понятна. Гаишная машина перегородила Электродную, направляя весь поток из-под «кирпича» направо, в сторону Плеханова. Здесь нужно перебраться в правый ряд – тот обычно двигался быстрее. «Хотя всё это – иллюзия». В машине справа появилась новая толстушка, теперь очаровательная. Смешно размахивая обеими руками, она увлечённо разговаривала. «Сама с собой?» Блютус не был виден.
В то утро после пережитого личного краха, оставшегося неизвестным для всех коллег, он появился на работе «тенью отца Гамлета». Разобрав ящик от накопившихся электронных писем, он собрался было утешиться текучкой, как вдруг получил е-мэйл от Ольги:
«ты прости… но больно смотреть у тебя умер любимый кролик? хчшь персик? еще немного и я лопну помоги» [11] .
Звонарёв также вдруг взял и ответил: «ХОЧУ!»
Вот и начали они сближаться, неспешно набирая скорость, как два тяжёлых локомотива. В неслужебном общении Ольга оказалась хохотушкой, чрезвычайно лёгкой в своей задиристости. Её фантастическая работоспособность, напрягавшая подчинённых, имела продолжение и за пределами офиса. Оля почему-то избегала шумных официальных мероприятий, но среди своих бесчисленных друзей легко становилась душой компании. Она была мудрой утешающей подругой для женщин, а ко всем мужчинам обращалась, как бы щёлкая их по носу, стимулируя их брутальность. «Кто тут из нас мужчина?» – лукаво спрашивала она, подталкивая собеседника к нужному ей подвигу, и почти всегда окрылённая жертва коварства мчалась в указанном направлении. Оле хватало четырёх часов сна в сутки. Ей ничего не стоило запрыгнуть после рабочей недели в машину, «пропилить к маме» несколько сот километров и так же стремительно вернуться обратно в Москву, чтобы с утра в понедельник улыбаться пухленькими губками, сиять глазками и расшевеливать болотистую мешанину невыспавшихся управлений и отделов. Ольга жила с мужем уже десять лет, из которых семь была замужем официально. Её возраст приближался к «тридцатнику», а далее предполагался декрет.
«И чего я в ней нашёл?» – сам себя спросил Звонарёв. Черты лица правильные и только. У Светы, например, тоньше. Губки пухлые – улыбаясь, Ольга стеснялась показывать зубы. Чуть выдающиеся скулы. Носик изящный, правильный. Ушки обычно не видны». Звонарёв попытался вспомнить причёску, но вспомнил только Олину коротенькую стрижку из своего сна. «Весь шарм в чём? В улыбке? В глазах? В мимике? Те рожицы, которые она строит, завлекают?» И сам себе ответил: «Видимо, да». Вспомнил её фигурку. За несколько месяцев знакомства Оля похудела. Видимо… По крайней мере, её коленки уже не казались Алёше толстенькими. Ручки точёные, при каждом удобном случае она стремилась приоткрыть их по плечи, шея тоненькая. «Ой-ой. Так и нафантазирую себе что-нибудь возбуждающее. Интересно, мой сон стал бы эротическим, не разбуди меня Капелька?»