Толсторожий, с треснувшими губами немец стоит перед начальни ком разведки и жадно, как издыхающая щука, глотает воздух.
На столе начальника лежат отобранные у немца документы, изобличающие в нем фашиста-эсэсовца.
Начинается допрос:
— Ваше имя?
— Эрих… Эрих Гаурбах.
— Откуда вы?
— Кто? Я?
— Да, вы.
— Ах, я? Из Кельна.
— Сколько вам лет?
— Кому?
— Вам.
— Ах, мне? Мне 27 лет. Я не совсем здоровый, я…
— Знаем. Расскажите, как вы попали в плен.
— Я не попал.
— Понимаю: вас взяли.
— Нет! Нет! Я добровольно сдался. Когда ваши зенитчики подбили мой самолет, я сразу пошел на снижение. Ко мне подбежали красноармейцы и наставили на меня винтовки, и я тогда сразу решил сдаться в плен.
— Какого вы полка?
— Этого я не знаю. Нам не говорили этого… От нас все скрывали.
— Вы 21-го мюнхенского полка?
— Да.
— Фамилию командира полка вам тоже не говорили?
— Тоже.
— Полковник Штютце?
— Да.
— Так… С каким заданием летели вы?
— Я не знаю.
— Как? Летели и не знали, зачем вы летите?
— Кто?
— Вы.
— Я летел исключительно с целью разведки погоды.
— А бомбы вы зачем несли? Тоже с метеорологической целью?
(Молчит.)
— Ну! Отвечайте! Для чего с вами были бомбы?
(Молчит.)
— Понятно: вам неприятно отвечать на этот вопрос. Эти бомбы вы должны были сбросить на дома мирных жителей?
— Нет! Нет! Немецкие летчики не бросают бомбы на дома… Это нам запрещено… фюрер… приказ…
— Вероятно, поэтому вы и сбросили бомбы на школу?
— На что?
— На школу. Ауф ди шуле.
— Кто? Я?? На школу??? О, майн готт! Это же дети! Маленькие! Имеют папочку и мамочку!.. Я сам имею детки — Фриц и Роззи… Я… Я не могу это вспоминать!.. Я не нарочно… Я нечаянно бросал бомбы… Я хотел…
— Что вы хотели?
(Молчит.)
— Чем занимаются ваши родители?
— Мать я потерял. Она умерла… Я очень плакал в 1932 году…
— Отец?
— Мой отец — рабочий.
— Какой рабочий?
— Текстильщик.
— Что он делал?
— Он имел свой магазин готового платья.
— Понятно. К какой партии вы принадлежали?
— Ни к какой. Честное слово! Ей-богу! Я всегда был в стороне от политики. Я говорил: «Коммунисты — вот это да!..» Я всем говорил: «Товарищи, вступайте в коммунистическую партию…»
— Почему же вы сами в нее не вступили?
— Не успел.
— Вам помешала война?
— Да, да… именно…
— Ну, а до войны?
— А до этой войны я был во Франции.
— И за то, что сбрасывали бомбы на головы французских детей и женщин, вы получили этот «железный крест»?
— Крест я получил случайно. Я даю честное слово, я получил его случайно. Я даю честное слово, я получил его по ошибке!.. Хотели дать другому, а…
— А тут подошли вы?
— Да. Можно задать вопрос?
— Задавайте.
— Что мне сделать, чтобы вы меня приняли в коммунистическую партию и отпустили домой?
— Товарищ конвоирующий, уведите эту дрянь!
Александр ТВАРДОВСКИЙ
ЧЕМ ФАШИСТОВ ЛУЧШЕ БИТЬ
Вячеслав ШИШКОВ
СТАРУХА
Мы, четыре рядовых бойца, ехали на легковой машине, отвозили из города в штаб прибывшие подарки. Ехали мы осторожно, с оглядкой, так как знали, что впереди нас проскочило на мотоциклах десятка полтора фашистов. И вот перед нами, в перелеске, дорога разбилась на две. Мы остановили машину и не знали, по какой же дороге ехать. Пока мы думали да гадали, раздался вблизи нас резкий окрик:
— Вылазь из самоката! Кажи документы!
Перед нами стояла невысокая присадистая старуха со злым лицом, меж бровей — складка, теплая кофта подвязана веревкой, темная юбка высоко подоткнута — видны болотные новые сапоги, голова по-старушечьи повязана с крива-накосо серой шалью, в руках хворостина. Самая обыкновенная деревенская бабка, каких встречаешь тысячи.
— Бабушка, — сказал я, открывая дверцу. — Скажи, пожалуйста, не знаешь ли, по какой дороге немцы на мотоциклах проскочили?
— Знаю… Документ! — напористо повторила старуха. — Опосля узнаешь и про немцев. Может, вы немцы-то и есть.
— А поди-ка ты, бабушка, знаешь куда? — раздраженно выкрикнул мой товарищ с небритыми, в рыжей щетине щеками. — Только баран, да и то не всякий, своих за немцев может принять.
— Ты зубы-то, рыжеватый, не заговаривай, — сказала старуха гневно, с подозрением косясь на небритого бойца, и, ударив хворостиной по голенищу, крикнула: — Документ!