В 1914 году он, однако, ушел из журнала. Он решил, что ему нужно печататься в более «солидном» журнале.
Действительно, от времени до времени в толстом журнале «Мир Божий» встречались его стихи, зажатые между двумя колоссальными статьями о кооперации…
В военные годы о нем как-то не говорили. После революции он очутился в эмиграции, в Париже.
Иногда, очень редко, печаталось в милюковских «Последних новостях» его бледненькое и бесцветное стихотворение о чем-либо за подписью «А. Гликберг».
Года два тому назад он умер.
Евгения Венского (Евгений Осипович Пяткин) всегда считали талантливым. О нем иначе и не говорили. Если говорили, то обязательно добавляли: «Он — талантливый».
Однако поэтическая карьера его не удалась. Погубил его, как и многих русских самородков в дореволюционное время, алкоголь.
Венский сразу вошел в самую гущу мелкой трактирной богемы, но как-то ухитрился оставаться обаятельным человеком, деликатным и чем-то располагающим к себе.
Он мог бы значительно больше сделать — со своим дарованием, с глубоким знанием русского языка, если б обладал большей культурой.
Темы его бойких стихов, как правило, сводились к улице, к трактиру. Именно — даже не к «кафе», а к трактиру. Он воспевал гармонь, жареную «картофь» «под водку», кабацкий шум, необходимый ему, чтобы «забыться», и делал все это так искренно, находил для этого столь подходящие слова и краски, что стихи его печатались в «Новом Сатириконе» на «законном» основании.
Фельетоны его и наброски на другие темы были суше. Часто внутреннюю слабость прикрывала в них бойкая частушечная форма, деревенская скороговорка, но полностью это, конечно, не спасало. И все же стихи были талантливы, и Венского считали талантливым…
После февральской революции он редактировал уличный журнал «Трепач». В советские годы скитался по разным городам, последние годы он жил в Москве, успеха как поэт не имел. Года три тому назад — умер.
В начале четырнадцатого года в «Новом Сатириконе» начал писать стихи Владимир Воинов. Для многих, кто знал его, это было несколько неожиданно.
Он писал рассказы. Был связан с группой Иванова-Разумника, издал даже большую книгу прозы и вдруг начал тесно сотрудничать в «Новом Сатириконе» в качестве поэта. Насколько мне помнится, он ни разу в «Новом Сатириконе» не выступал как прозаик.
Был он в то время замкнут, обозлен, настроения его колебались довольно резко. Стихи особым блеском не отличались, но были приемлемы. Они были в меру публицистичны, в меру риторичны и в меру фельетонно-злободневны.
«Громким сатириконцем» Воинов не стал. Сотрудничество его в «Новом Сатириконе», в общем, было средне-заурядно.
Но о нем необходимо писать, как об одном из очень немногих «сатириконцев», выросших и нашедших себя полностью в советское время.
Владимир Воинов очень много писал в ленинградской прессе.
Писал фельетоны, сатиры, лирические стихи. Судя по его выступлениям, он нашел удовлетворение в своей работе, его замечали, ценили.
К сожалению, совсем недавно В. Воинов скончался — в Ленинграде же, которого он, кажется, никогда не покидал.
В газетах были напечатаны теплые некрологи, подписанные многими ленинградскими писателями и поэтами.
Радостно, что он нашел себя и сумел проявить полностью свое дарование в советский период своей работы и заслужил сочувствие советской литературной общественности.
Смертей много… Совсем недавно (в 1938 году, как и Владимир Воинов) умер поэт, сценарист и драматург Александр Сергеевич Вознесенский, тоже много печатавшийся в «Новом Сатириконе».
Его занимала преимущественно «женская» тема, на которую он любил и привык писать трагически:
восклицал он в одном из своих стихотворений.
Писал он об изменах, о женском лукавстве и всегда в тонах прозаически осуждающих, патетически превыспренних…
Часто «грозил» женщине своего круга уходом к «Гапке», крестьянской простой девушке, у которой руки в навозе…
Кроме женщины, он усиленно занимался на страницах «Нового Сатирикона» и собой. Собой он был тоже якобы недоволен.
Долой меня!
кричал он в дни февральской революции. «Ко всем „долой“ хочу еще одно „долой“ добавить».
Он ненавидел будто бы себя «вчерашнего» и хлопотал о себе завтрашнем.
По сути это мелкая индивидуалистическая теоретика, которую не без самодовольства и самолюбования проповедовал Вознесенский в своих стихах.