Выбрать главу

Птиц и воров. - Я правой рукой воров отгоняю,

Так же как удом своим, что краснеет меж чресел бесстыдно;

А тростник на моей голове птиц прожорливых гонит,

Их не пуская садиться в саду молодом на деревья.

Прежде здесь трупы рабов погребались, которые раб же

В бедном гробу привозил за наемную скудную плату.

10 Общее было здесь всякого нищего люда кладбище;

Пантолаба ль шута, Номентана ль известного мота.

С надписью столб назначал по дороге им тысячу пядей,

П_о_ полю триста, чтоб кто не вступился в наследие мертвых,

Холм Эсквилинский теперь заселен; тут воздух здоровый.

Нынче по насыпи можно гулять, где еще столь недавно

Белые кости везде попадались печальному взору.

Но ни воры, ни звери, которые роют тут землю,

Столько забот и хлопот мне не стоят, как эти колдуньи,

Ядом и злым волхвованьем мутящие ум человеков.

20 Я не могу их никак отучить, чтоб они не ходили

Вредные травы и кости сбирать, как скоро покажет

Лик свой прекрасный луна, проходя по лазурному небу.

Видел Канидию сам я, одетую в черную паллу,

Как босиком, растрепав волоса, с Саганою старшей,

Здесь завывали они; и от бледности та и другая

Были ужасны на вид. - Сначала обе ногтями

Стали рыть землю; потом теребили и рвали зубами

Черную ярку и кровью наполнили яму, чтоб тени

Вызвать умерших - на страшные их отвечать заклинанья.

30 Вынули образ какой-то из шерсти; другой же из воску.

Первый был больше, как будто грозил восковому; а этот

Робко стоял перед ним, как раб, ожидающий смерти!

Тут Гекату одна вызывать принялась; Тизифону

Кликать другая. Вокруг их, казалось, ползли и бродили

Змеи и адские псы. А луна, от стыда покрасневши,

Скрылась, чтоб дел их срамных не видать, за высокой гробницей.

Если я лгу в чем, пускай белым калом обгадят главу мне

Вороны; явятся пусть, чтоб меня обмочить и обгадить

Юлий, как щепка сухой, Педиатия с вором Вораном.

40 Но зачем мне рассказывать все! - Рассказать ли, как тени

Попеременно с Саганой пронзительным голосом выли,

Как украдкою бороду волчью с зубом ехидны

В землю зарыли они, как сильный огонь восковое

Изображение сжег, как, от ужаса я содрогнувшись,

Был отомщен, свидетель и слов и деяний двух фурий!

Сделан из дерева, сзади я вдруг раскололся и треснул,

Точно как лопнул пузырь. - Тут колдуньи как пустятся в город!

То-то вам было б смешно посмотреть, как попадали в бегстве

Зубы Канидии тут и парик с головы у Саганы,

50 Травы и даже запястья волшебные с рук у обеих!

Пер. М. Дмитриева

9

Шел я случайно Священною улицей - в мыслях о чем-то,

Так, по привычке моей, о безделке задумавшись. - Некто

Вдруг повстречался со мной, мне по имени только известный.

За руку взяв, он сказал мне: "Ну, как поживаешь, любезный?"

- "Так, потихоньку, как видишь. За добрый привет - исполненья

Всех желаний тебе!" - Но, видя, что шел он за мною,

Я с вопросом к нему: не имеет ли нужды во мне он?

"Мы ведь известны тебе, - он сказал: - мы ученые люди!"

- "Знаю, - ему я в ответ, - и тем больше тебя уважаю!"

10 Сам торопясь, нельзя ли уйти, и пошел поскорее,

Только что изредка на ухо, будто шепчась со слугою.

Пот между тем с нетерпенья дождем так с меня и катился

От головы до подошв. - "О Болан, да как же ты счастлив,

Что с такой ты рожден головой!" я подумал. А спутник

Улицы, город хвалить принялся. Но, не слыша ни слова,

"Верно ты хочешь, - сказал, - ускользнуть от меня: я уж вижу!

Только тебе не уйти: не пущу, и пойду за тобою!

А куда ты идешь?" - "Далеко! Мой знакомый - за Тибром;

Там, у садов; он с тобой незнаком. Что кружить попустому!"

20 - "Я не ленив - провожу!" Опустил я с отчаянья уши,

Точно упрямый осленок, навьюченный лишнею ношей.

А сопутник опять: "Если знаю себя я, конечно,

Дружбу оценишь мою ты не меньше, чем дружбу другого,

Виска, сказать например, или Вария. - Кто сочиняет

Столько стихов и так скоро, как я? Кто в пляске так ловок?

В пеньи же сам Гермоген мой завистник!" - "А что, - тут спросил я,

Чтобы прервать разговор, - есть и мать у тебя, и родные?"

- "Всех схоронил! Никого!" - "Вот прямо счастливцы! - подумал

Я про себя, - а вот я... еще жив на мученье! Недаром,

30 Жребий в урне встряхнув, предрекла старуха сабинка:

"Этот ребенок, сказала она, не умрет ни от яда,

Ни от стали врага, ни от боли в боку, ни от кашля;

Ни подагра его не возьмет... Но как в возраст придет он,

Надо беречься ему болтунов!" - Вот дошли мы до храма

Весты, а дня уж четвертая часть миновала! Мой спутник

Поручился явиться в суде, а неявкою - дело

Было б проиграно. - "Если ты любишь меня, он сказал мне,

Помоги мне: побудь там немножко со мною!" - "Я, право,

Долго стоять не могу; да я и законов не знаю!"

40 - "Что же мне делать? - он молвил в раздумьи: - тебя ли оставить

Или уж тяжбу?" - "Конечно, меня! Тут чего сомневаться!"

- "Нет, не оставлю!" - сказал - и снова пошел он со мною!

С сильным бороться нельзя; я за ним. - "Что? как ныне с тобою

И хорош ли к тебе Меценат? - Он ведь друг не со всяким!

Здравомыслящ, умен, и с Фортуною ладить умеет.

Если б один человек... мог втереться к нему! Помоги-ка:

Был бы помощник твой в ролях вторых! Всех отбил бы! Клянуся!"

- "Полно! - ему я сказал, - мы не любим там этих проделок!

Дом Мецената таков, что никто там другим не помехой.

50 Будь кто богаче меня иль ученее - каждому место!"

- "Чудно и трудно поверить!" - "Однако же так!" - Тем сильнее

Ты охоту во мне возбудил к Меценату быть ближе!"

- "Стоит тебе захотеть! Меценат лишь сначала неласков;

Впрочем, доступен он всем!" - "Ничего, как-нибудь постараюсь!

Хоть рабов у него подкуплю, а уж я не отстану!

Выгонят нынче - в другой раз приду; где-нибудь перекрестком

Встречу его и пойду провожать. Что же делать! Нам смертным

Жизнь ничего не дает без труда: уж такая нам доля!"

Так он болтал без умолку! - Вот, встретясь с Аристием Фуском

60 (Знал он его хорошо), я помедлил идти; обменялись

Мы вопросами с ним: "Ты откуда? куда?" - Я за тогу

Фуска к себе потянул и за обе взял руки; и тихо,

Сделавши знак головой, сам глазами мигнул, чтоб избавил

Как-нибудь он от мученья меня. - А лукавец смеется

И не желает понять. - Тут вся желчь во мне закипела!

"Ты, Аристий, хотел мне что-то сказать по секрету?"

- "Помню, - сказал он, - но лучше в другое удобное время.

У иудеев тридцатая ныне суббота и праздник;

Что за дела в подобные дни, и на что оскорблять их!"

70 - "Строг же ты в совести! - я возразил, - а я, признаюся,

Я не таков!" - "Что же делать! - в ответ он, - я многим слабее

Я человек ведь простой, с предрассудками; лучше отложим!"

Черный же день на меня! - Он ушел, и остался я снова

Под злодейским ножом. - Но, по счастью, ответчик навстречу.

"Где ты, бесчестный?" вскричал он. Потом он ко мне обратился

С просьбой: свидетелем быть. Я скорей протянул уже ухо!

Повели молодца! Вслед за ними и справа и слева

С криком народ повалил! - Так избавлен я был Аполлоном!

Пер. М. Дмитриева

10

Да! Я конечно сказал, что стихи у Луцилия грубы,

Что без порядка бегут они. Кто же бессмысленный будет

Столько привержен к нему, что и сам не признается в этом?

Но того же Луцилия я и хвалил - за насмешки,

Полные соли, пр_о_тиву Рима. Однако ж, воздавши

Эту ему похвалу, не могу я хвалить все другое!

Если бы так, то пришлось бы мне всем восхищаться и даже

Мимам Лаберия вслух, как прекрасным поэмам, дивиться.

Хорошо и уметь рассмешить, но еще не довольно.