Вернулся Бёрд Слассер – угрюмо протопал по проходу со своим одеялом, на лодыжке кайло. Когда вечером работники вернулись, он спал, да и на ужин не встал.
В те безмятежные вечерние часы до отбоя Хэррогейт сидел на своей шконке и трудился над тюремным кольцом. Делали их из серебряных монет, и Хэррогейт упросил охранника просверлить в своей дырку, а потом часы напролет сидел с ложкой из столовки и стучал ею по гурту монеты. Края ее постепенно расплющивались, и наконец она по форме становилась похожей на обручальное кольцо. И вот, пока он сидел и постукивал, Слассер повернулся на своей шконке, подняв ногу, чтоб не зацепить ничего пяткой кайла, и поискал глазами источник шума. Хэррогейт сидел на корточках на шконке напротив, сгорбившись над этой монетой, ложка неумолчно постукивала. Совсем как старый сапожник нахохлился, весь полузатерявшись в своем наряде.
Эгей, сказал Слассер.
Хэррогейт благодушно глянул сверху. Здаров, сказал он.
Харэ уже, бля, стучать.
Он пригвоздил Хэррогейта устрашающим взором и откатился обратно.
Хэррогейт сидел с монетой в одной руке и ложкой в другой. Посмотрел вниз на того человека. Робко тюкнул по гурту. Щелк. Подобрал одеяло с краев шконки и обернул им себе руки, приглушив звук между колен. Щелк, щелк, щелк. Глянул вниз. Человек лежал, как и прежде. Щелк, щелк, щелк.
Слассер понялся со шконки медленно, как тот, кому скучно. Обошел край нар и протянул руку к Хэррогейту. Дай сюда, сказал он.
Хэррогейт прижал одеяло к груди.
Мелкий ты ебодрочка, лучше дай мне сюда эту чертову ложку, пока я тебя оттуда сам не сдернул.
У Саттри, полуспавшего ниже, в низу живота возникла какая-то слабость. Он произнес: Оставь его в покое, Бёрд.
Мучитель парнишки тут же утратил к нему интерес, и взгляд его с шизоидной прытью переметнулся на Саттри. Так-так, произнес он. Я не знал, что он твой.
Он ничей.
Обсос он.
Полагаю, что нет.
Может, ты и сам такой.
Может… сказал Саттри, у которого на лбу уже начали поблескивать капельки пота… ты себе корягу слишком натер.
Слассер дотянулся и схватил его за перед фуфайки, вздернул на ноги. Саттри схватился за его руку, вставая на пол. Отпусти мне рубашку, Бёрд, сказал он.
Бёрд скрутил материю в кулаке. В камере не раздавалось больше ни звука. Саттри видел себя раздвоенным в бесстрастных карих глазах, и ему это зрелище не понравилось. Он размахнулся в лицо Слассеру. Тут же в бок его собственной головы врезался кулак. Он услышал морской накат. Размахнулся еще раз. Рубашка его высвободилась с громким треском, но он его не услышал. Толкнулся вперед, пригнув голову, и отскочил от боковины нар. А когда поднял взгляд, Слассера уже не увидел. Между ним и коридором стояли какие-то заключенные, и он слышал кряхтенье и мясистые удары кулаков. Мимо с улыбкой скользнуло лицо Кэллахэна, за плечами наблюдавших.
Саттри протолкнулся локтями между зрителей. Драка врезалась в нары и переместилась к стене, и снова по всей камере, Слассер стоял плоскостопо из-за кайла на лодыжке, матерясь. Кэллахэн улыбался. Он загонял пятившегося Слассера вдоль стены в щель за нарами. При повороте между шконок кайло Слассера зацепилось. Кэллахэн сделал шаг вперед и сбоку двинул его с размаху по голове. Слассер сделал выпад вслепую, затем пнул кайлом. То ужалило бетон и оставило в нем звездчатую выбоину, а глаза у Слассера закатились от боли. Он все еще пытался пнуть Кэллахэна кайлом, но тут железная дверь распахнулась, и ворвались два охранника с колотушками.
Первому по башке досталось деревенскому парнишке из Горы Брауна по имени Лейтал Кинг. Он сел на полу, держась за голову обеими руками. Черт бы драл, проговорил он.
Кэллахэн отскочил назад, подняв руки вверх. Он спятил, сказал он.
Слассер повернулся. Спятившим он и выглядел. Глаза оглашенные, синее вздутие на виске сообщало его лицу асимметричный выверт. Сидельцы расступились подальше. Слассер повернулся к охранникам, полуприсев, и они навалились на него, лупя колотушками. Кэллахэн опустил руки и подался вперед, чтобы лучше видеть. Колотушки делали тум тум тум, Слассер на полу, лишь кайло торчит, охрана молотила, стоя на коленях, словно плотники на крыше.