Выбрать главу

Хэррогейт перемнулся на другую ногу. Одежда на нем не шевельнулась. Вы тут живете? спросил он.

М-мм.

Ништяк. Спорить могу, можно было б себе такое местечко сварганить за, считай, ничто, правда ж?

Носки у человека смотрели в потолок и теперь разошлись и сошлись вновь жестом безразличия.

Ух как бы мне своего такого местечка хотелось.

Человек лежал.

Эй, сказал Хэррогейт.

Человек застонал и перекатился, и сунул руку под сиденье машины, и достал квартовую банку белого виски, и выпрямился как раз для того, чтобы влить выпивку себе в утробу. Хэррогейт наблюдал. Человек умело закрыл разъемную крышку и, уложив полупустую банку себе повдоль ребер, еще раз провалился в отдых и молчанье.

Эй, сказал Хэррогейт.

Он открыл один глаз. Батьшки, произнес он, да чё с тобой такое?

Ничё. У меня все в норме.

Работу хочшь?

Делать чё?

Делать чё, делать чё, сказал потолку человек.

Чё за работа-то?

Человек сел и скинул ноги на глиняный пол, банка прижата сгибом руки. Он потряс потной головой. Через минуту взглянул снизу на Хэррогейта. Нету у меня времени возиться с теми, кому слишком жалко работать, сказал он.

Я поработаю.

Ладно. Вишь вон там передок «форда» сорок восьмого? С тряпичным верхом?

Не знаю. Там их сколько-то.

Этот как новенький. Мне из него обивка нужна, пока не испортилась. Сиденья, коврики, дверные панели. И почистить их надо.

Чё платите?

Чё возьмешь?

Хэррогейт посмотрел в землю. Черная металлическая стружка с мелкими деталями в ней затавоченной мозаикой. Два доллара возьму, сказал он.

Я те доллар дам.

Доллар с половиной.

По рукам. Вон в том ящике ключи и отвертка. Сиденья откручиваются с-под низу. Дверные и оконные ручки там подпружиненные, на них давишь да выбиваешь шпильку гвоздиком. Подлокотники свинчиваются. Когда все вытащишь, у меня мыло есть, а сбоку от дома кран.

Ладно.

Человек поставил банку и поднялся, и двинулся к двери. Показал на машину. Ее сплюснуло до половины всей длины. И козырьки от солнца тоже прихвати, сказал он.

Чё с ней было?

В лоб с полуприцепом столкнулась. Спидометр на риске застыл. Сам увидишь.

Хэррогейт с некоторым изумленьем оглядел машину. Сколько в ней было?

Четверо или пятеро. Кучка мальчишек. Одного в поле нашли дня через два.

Их убило?

Старьевщик взглянул на Хэррогейта свысока. Их что?

Их убило.

С чего бы. Думаю, один себе коленку поцарапал, вот и все.

Ёксель, не понимаю я, как их смогло не убить.

Старьевщик утомленно покачал головой и вновь зашел внутрь.

Хэррогейт взял ящик с инструментами и вышел к машине. Потянул одну смятую дверцу и подергал ее. Обошел к другой стороне, но на той дверце не было ручки.

Эй, сказал он, вновь встав в дверях будки.

Чё еще?

Залезть не могу. Дверцы заклинило.

Может, поддеть придется. Залезай через верх да прихвати домкрат вон из тех и кой-каких упоров. И хватит меня доставать.

Он вновь вышел наружу, маленький подмастерье, взобрался на крышку багажника и слез вниз сквозь стойки тента, и распорки, и обрывки холста в салон машины. Там густо пахло кожей, и плесенью, и чем-то еще. Ветровые стекла были выбиты, и вдоль зазубренных челюстей стекла в канавках висели сыровяленые обрывки материи и клочки ткани. Обивка была красной, и кровь, высохшая на ней кляксами, цвета была глубоко бургундского. Он уперся ногами в дверцу и хорошенько пнул, и та отпала настежь. С рулевой колонки свисало некое каплевидное вещество. Он выбрался из машины и нагнулся отыскать головки болтов под сиденьями. Ковровое покрытие вымокло под дождем и теперь слегка поросло шерсткой голубоватой плесени. Там лежало что-то маленькое, пухлое и влажное, с хвостиком, похожим на пуповину. Что-то вроде слизняка. Он подобрал. Между его большим и указательным пальцами на него взглянул человечий глаз.

Он аккуратно положил его туда, откуда взял, и огляделся. Во дворике было жарко и очень тихо. Он протянул руку и вновь подобрал его, и с минуту его рассматривал, и вновь положил на место, и встал с колен, и пошел к воротам, неся руку перед собой, вдоль по дороге к реке.

Помыв некоторое время руку и посидев на корточках, подумав о всяком, двинулся обратно к мосту. Там была тропа пониже, державшаяся самого уреза реки, вилась по корням и вдоль почернелых полок камня. Над водой нависали хрупкие циновки притоптанной поросли. На ходу Хэррогейт рассматривал очертания города за рекой.

Под сенью моста полосой бессолнечной пагубы лежала голая красная земля. Ржавые банки из-под наживки, спутанные пряди нейлоновой лески среди камней. Он вышел из бурьяна и направился мимо очага тряпичника с его затхлым ароматом закопченных камней, и остановился рассмотреть темноту под бетонной аркой. Когда из-за своего раскрашенного камня возник тот драный тролль, Хэррогейт приветливо кивнул. Здаров, сказал он.

полную версию книги