Сатурнин стоял перед дедушкой, и его загорелое лицо выражало полное спокойствие. Он рапортовал дедушке, что на другом берегу никого нет, рабочие не появились. Дедушка рассеянно сказал, что он так и думал. Потом в нескольких словах он объяснил Сатурнину, что произошло. Он спросил его, не взял ли Сатурнин продукты. Вместо того, чтобы энергично воскликнуть „Нет!“ Сатурнин молчал. Он смотрел на дедушку не отвечая на заданный вопрос и казалось о чем-то думал. Все это продолжалось довольно долго и неприятное чувство во мне росло. Сатурнин продолжал молчать. Тетя подошла к нему и резко сказала: „Можете идти!“
Дедушка попросил ее не вмешиваться не в свое дело и спросил Сатурнина, понял ли он вопрос. Сатурнин кивнул. Потом он попросил дедушку извинить его, так как он намерен сейчас удалиться. Он полагает, что мадам захочет сказать господину директору несколько слов. Если нужно будет, господин директор может снова задать ему тот же вопрос. Сатурнин поклонился и вышел. Снова наступила гнетущая тишина.
Потом тетя Катерина сказала, что ей хотелось бы поговорить с дедушкой с глазу на глаз. Дедушка с яростью отказался от любого личного разговора, так как дело касается нас всех, и поэтому он не собирается беседовать с ней за закрытой дверью. Он спросил тетю, что ей собственно надо. Тетя обиженно заявила, что в таком случае ничего. Дедушка выругался и приказал Милоушу позвать Сатурнина. Тетя, подумав немного, энергично остановила Милоуша движением руки и сказала, что решила сказать все что хотела. Продукты из кладовой взял Сатурнин. Он сделал это по ее приказу и отнес их на кухню. Оттуда их тетя взяла сама. Сатурнин полагал, что из них будет сделан ужин, или что они будут упакованы в рюкзаки, и следовательно он ни в чем не виноват. Она никогда не предполагала, что в этом доме каждый продукт, съедаемый отдельными гостями, на учете. Ни разу в жизни она не была так унижена. Она взяла эти продукты для себя и Милоуша и сделала это потому, что мужская часть нашего общества не вела себя достойным образом. В любом другом месте, когда цивилизированные люди попадают в беду, сразу вступает в силу неписаный закон, согласно которому в первую очередь спасают женщин и детей.
Однако здесь вместо этого проповедуются правила весьма жестокие: членов, которые не смогут дальше идти, собираются бросить на произвол судьбы, не исключая женщин и детей. Видно со времен Титаника всё изменилось. Естественные права женщин и детей втоптаны в грязь. Тетя несколько раз слегка топнула ногой, чтоб наглядно показать, как это делается. Если кто-нибудь из присутствующих „джентльменов“ огрубел настолько, что потребует с нее возвращения этих продуктов, она заявляет, что они с Милоушем их съели. Оба они настолько изголодались, что она стала серьезно опасаться за благополучный для них исход путешествия. Если кто-либо намерен критиковать ее за ее поступок, пожалуйста, пусть критикует. Она сделала это потому, что люди нашего времени забыли о своих святых обязанностях. Затем она иронически с нами попрощалась и вышла из комнаты.
Некоторое время царило неловкое молчание, и было слышно, как тикают дедушкины маятниковые часы. Первым заговорил Милоуш и всех нас при этом удивил. Он сказал, что он и понятия не имел, откуда мама принесла вечером эти продукты. Ему очень жаль, что он их съел. Он не считает себя маленьким и отказывается от любых выгод даже в случае, если кто-нибудь будет ему эти выгоды навязывать. Он отказывается также от завтрашнего пайка и просит нас больше не говорить о том, что сделала его мама.
Хотя я и не люблю Милоуша, все же мне пришлось согласиться с тем, что его слова не были лишь красивым жестом, как это часто бывало у тети Катерины, и я даже почувствовал к нему нечто вроде симпатии. Доктор Влах ответил ему в том духе, что нет никакой надобности отказываться от своего пайка, потому что запасов в срубе более чем достаточно на целых два дня. По его мнению, все произошло по нашей вине. Вчера вечером мы сильно преувеличили грозящую нам опасность, и тетя не поняла, что это была всего лишь шутка.
Милоуш сказал, что если мама действительно поверила в нависшую над нами опасность, то поступок ее еще хуже. Доктор Влах напомнил Милоушу, что он сам не хотел говорить больше об этом. Что касается нас, то и нам очень хочется переменить тему разговора.
Затем он спросил нас, в порядке ли наша обувь. Двухдневный поход, это не прогулка по асфальту. Кроме того, он посоветовал нам заранее приготовить все на завтрашний день, так как нам придется выйти рано утром, чтобы самую большую часть подъема преодолеть до наступления жары.