Не поднимая глаз от бумаг, Делглиш сказал:
— Как я понимаю, вы придерживаетесь точки зрения, что мисс Фоллои покончила с собой?
— Естественно. Это же самое очевидное объяснение. Вы же не предполагаете, что кто-то другой положил яд в ее виски? Зачем кому-то это делать?
— Но тогда возникает проблема футляра из-под яда, который не был найден рядом с умершей, разве не так? Мы не узнаем причину ее смерти до отчета о вскрытии тела.
— Какая проблема? Нет никакой проблемы. Бокал был матовым, ненагревающимся. Она могла положить в него яд раньше вечером. И никто этого не заметил. Или может, принесла порошок на листочке бумаги, который потом выбросила в туалет. Упаковка из-под яда — это не проблема. Кстати, на сей раз это была не карболовая кислота. Это сразу стало ясно, когда я увидел ее тело.
— Вы были первым доктором, оказавшимся па сцене?
— Нет. Меня не было в больнице, когда ее обнаружили. Ее осматривал доктор Спеллинг, который следит за здоровьем студенток. Он сразу понял, что здесь уже нечего делать. Я пришел взглянуть на тело, как только до меня дошло это известие. Я прибыл в больницу около девяти. Но конечно, там уже была полиция, я имею в виду из местного отделения. Не понимаю, почему они не оставили это дело. Я звонил главному констеблю, чтобы довести до его сведения свою точку зрения. Кстати, Майлс Хоннимен сказал мне, что она умерла около полуночи. Я видел его как раз перед уходом. Мы вместе учились в медицинском институте.
— Я это понял.
— С вашей стороны было очень умно, что вы вызвали именно его. Думаю, он не зря считается одним из лучших патологоанатомов.
Его самодовольный, слегка покровительственный тон давал почувствовать, что этот знаменитый человек способен благосклонно оценить успех другого, далеко не такого авторитетного и влиятельного, как он сам. Его жизненные ценности грубо заявляют о себе, подумал Делглиш. Деньги, престиж, публичное признание, власть. Да, мистер Куртни-Бригс всегда будет требовать для себя самого лучшего, уверенный в своей способности платить за это.
Делглиш сказал:
— Она была беременна. Вы об этом знали?
— Так мне сказал Хоннимен. Нет, я не знал. Такие вещи случаются, даже в наши дни, когда контроль за рождаемостью стал более надежным и доступным. Но от девушки с ее умом я бы скорее ожидал приема пилюль.
Делглиш припомнил утреннюю сцену в библиотеке, когда Куртни-Бригс обнаружил знание возраста этой девушки с точностью до дня. Он задал свой вопрос без обиняков:
— Вы хорошо ее знали?
Намек был абсолютно прозрачным, и хирург не сразу ответил. Делглиш не ожидал от него ни вспышки возмущения, ни угроз, и тот действительно не сделал ни того ни другого. Только в его остром взгляде, который он кинул на спрашивающего, блеснуло возросшее уважение.
— В течение некоторого времени — да. — Он помолчал. — Можно сказать, я знал ее близко.
— Она была вашей любовницей? Куртни-Бригс бесстрастно, задумчиво посмотрел на него. Затем сказал:
— Фрмально да. Мы с ней достаточно регулярно спали в течение первого полугодия, которое она здесь провела. Вам это не нравится?
— Вряд ли мое мнение имеет значение, если она сама не возражала против вашей связи. По-видимому, она охотно вступила в нее?
— Можно так сказать.
— Когда это закончилось?
— Я думал, что уже сказал вам. Это продолжалось до конца ее первого курса, а значит, с тех пор прошло полтора года.
— Вы поссорились?
— Мет. Она решила, что, так сказать, исчерпала свои чувства ко мне. Некоторые женщины любят разнообразие. Мне это тоже не чуждо. Я бы не вступил с ней в связь, если бы считал ее женщиной, склонной создавать проблемы. И не поймите меня неправильно. У меня нет практики спать со своими студентками. Я чрезвычайно разборчив.
— А не трудно было держать ваши отношения в тайне? В больнице невозможно что-либо скрыть.
— У вас романтические представления, старший инспектор. Мы не целовались и не обнимались в проходной комнате. Когда я сказал, что спал с ней, я именно это и имел в виду. Я не употреблял эвфемизма для наших занятий сексом. Она приходила ко мне на квартиру на Уинпол-стрит, когда у нее был отпуск на ночь, и там мы вместе спали. Я живу не здесь, мой дом находится недалеко от Селборна. Привратник на Уинпол-стрит, конечно, знает про нее, но он умеет держать рот на замке. В противном случае в доме не осталось бы жильцов. Я ничем не рисковал при условии, что она не станет никому рассказывать, а она была не из болтливых. Не то чтобы я специально это обговаривал. В моей личной жизни есть некоторые области, где я поступаю, как мне нравится. Без сомнения, и вы также.
— Значит, ребенок у нее был не от вас?
— Нет. Я не так беспечен. Кроме того, наши отношения давно закончились. Но даже если бы этого и не произошло, вряд ли я стал бы ее убивать. Этот способ разрешения проблемы гораздо более сложный, чем кажется.
Делглиш спросил:
— Что бы вы сделали?
— Это зависело бы от обстоятельств. Я должен был бы увериться, что ребенок мой. Но эта проблема не так уж редка и неразрешима, если женщина обладает здравым рассудком.
— Мне сказали, что мисс Фоллон собиралась сделать аборт. Она обращалась к вам по этому поводу?
— Нет.
— А могла обратиться?
— Конечно. Но не стала.
— Помогли бы вы ей, если бы она попросила вас?
Хирург взглянул на него:
— Я бы сказал, этот вопрос вряд ли относится к вашей компетенции.
Делглиш ответил:
— Это мне судить. Девушка была беременна; она; намеревалась сделать аборт; она сказала подруге, что знает кого-то, кто поможет ей. Естественно, меня интересует, кого она имела в виду.
— Вы знаете закон. Я хирург, а не гинеколог. Я предпочитаю придерживаться своей специальности и заниматься ею легально.
— Но существуют другие способы помощи. Вы могли направить ее подходящему консультанту, помочь с оплатой гонорара.
Девушка, располагающая шестнадцатью тысячами фунтов и собирающаяся ихзавещать, вряд ли ждала помощи в оплате расходов на аборт. Но о завещании мисс Гудейл никто не знал, и Делглишу было интересно выяснить, известно ли Куртни-Бригсу о состоянии Фоллон. Но хирург не проявил признаков своей осведомленности.
— Но ведь она не обратилась ко мне. Может, она и думала обо мне, но не пришла. А если бы пришла, я не стал бы ей помогать. Я считаю своим долгом отвечать за себя, но не могу принимать на себя ответственность за других людей. Если она предпочла искать удовольствий где-то в другом месте, пусть там же ищет и помощи. Она не от меня забеременела, а от кого-то другого. Пусть он и заботится о ней.
— Так вы ответили бы ей?
— Разумеется. И это было бы справедливо.
В его голосе прозвучала нотка мрачного удовлетворения. Глядя па него, Делглиш заметил, что он покраснел и, по-видимому, с трудом сдерживал свои чувства. И тогда у Делглиша возникли некоторые сомнения относительно природы этих чувств. Пожалуй, здесь была замешана ненависть. Он продолжал свой допрос:
— Вчера вечером вы были в больнице?
— Да, меня вызвали на срочную операцию. У одного из моего пациентов произошел рецидив. Вообще, это не было для меня неожиданностью, но случай оказался весьма серьезным. Я закончил операцию без четверти двенадцать. Время отмечено в тетради регистрации операций. Затем я позвонил сестре Брамфет в Найтингейл-Хаус и попросил ее вернуться в палату на час или, если потребуется, больше. Мой больной был частным пациентом. После этого я позвонил к себе домой, чтобы предупредить, что скоро вернусь, а не останусь ночевать во врачебном корпусе, как иногда делаю после поздней операции. Я вышел из главного здания сразу после двенадцати. Собирался выехать через ворота, ведущие на Винчестер-роуд. У меня свой ключ, однако вчера был довольно сильный ветер, и я обнаружил лежащее поперек дороги рухнувшее дерево. Мне повезло, что я в него не врезался. Я вышел из машины и привязал к одной из ветвей свой белый шарф, чтобы это послужило предупреждением тому, кто решится ехать этой дорогой. Вряд ли кому-нибудь это понадобилось, но огромное дерево представляло собой опасность, и наверняка до утра убрать его было невозможно. Я развернулся и выехал через центральные ворота, сообщив о поваленном дереве привратнику.