– Но без них сопротивление стало бы золотой утопией, и, – Александр помедлил, – ты, правда, думаешь, что я делаю все просто так?
– Никогда не бывает просто.
– Вот именно, – он похлопал друга по плечу, – присмотри за Лешкой, пожалуйста. – И Росс повернулся к командиру, приказал следовать за ним, – я извиняться за людей не буду. Отчасти они правы – вы не пришли в трудный момент. Такое медленно забывается, но технику можете забирать. Она ваша, даю слово.
Вытирая разбитую губу, командир сказал:
– Удивляюсь как они вас, Александр, слушают. Такого на десять дней под замок, чтобы знал как оно, а вы ему задание даете.
– Мы соблюдаем некоторые правила, но не военные законы. Вы же понимаете, что я хочу кое-что получить. Это не простой договор о том, что несколько обученных солдат с вашей стороны будут жить у нас и учить моих людей.
– Да, понимаю.
– Наши радисты постоянно ловят шифрованный сигнал. Нас алфавиту врагов не обучали, но, думаю, ваши люди знают, о чем говорят синие.
– Знают, – согласился мужчина, – но…
– Что?
– То, о чем говорят железные, не имеет смысла. Это очень старая запись со времен прихода. По ней было написано даже несколько книг, но оно – миф.
– Слушайте, говорите как есть. Я ничего не понял из слов. Что за миф?
– Мы думаем: это или поиски оружия, или новая уловка. Все эти деления среди людей, разговоры о золотой утопии, эксперименты над нами – все часть одного плана. Но не того, чтобы создать общество, равное машинам. Машины ищут среди нас пришельца. По их мнению, это бывшая планета, которая каким-то волшебным образом изменила форму на живое существо. Они считают, что своими действиями покажут ей о неприспособленности людей к жизни, что она сможет вновь стать планетой, но уже здесь. Роботы хотят изменить Саванну. В их понимании совершенство, когда все взаимосвязано. Если эксперимент пройдет хорошо, то синие нашивки сделают подобное с другими мирами. Они считают, что за Саванной последуют развитые планеты. Например, они кое-что упоминали о каких-то хранителях. Дальше наши люди не смогли разобраться в шифре, – на этом рассказ командир оборвал, вопросительно посмотрев на собеседника.
Александр был озадачен. В его маленьком мире, в котором было много места для мрачных мыслей, саморазложении, переживаний за близких, как-то не осталось места для резких поворотов судьбы. Но вся жизнь Росса была один большой поворот на 451 градус, совсем как в плохом военном кино за три копейки. Правда, человек огня считал, что его жизнь не стоила и двух монет. А тут пришел офицер да рассказал юноше кое-что, заставившее пересмотреть все взгляды.
Пока лидер людей размышлял, гость терпеливо ждал.
Седой чудак – называли Росса военные. Некоторые, кто хотел хорошо поиздеваться говорили про Александра, Щелкунчик. Последнее прозвище не прижилось, зато первое прикрепилось, как резина, к подошве названного лидера. Наверное, парнишка знал или догадывался, но когда слышал подобное о себе, даже голову в сторону обидчика не поворачивал.
Было что-то в мальчике такое, что заставляло думать: «внешность обманчива».
Командир первый раз подумал одно – розыгрыш или неудачный бренд делать из юного человека пиар для компании. Мол, все будущее за молодыми людьми или люди из народа тоже умеют воевать. Однако, чем дольше находился командир в обществе Росса, тем больше понимал, что молодым человеком никто не руководит, и нет у него команды. Были только люди: загнанные в тупик, уставшие от постоянных переездов, измученные поисками воды с едой. И пусты стали для красного сопротивления землей обетованной. Даже Росс в этом месте изменился: исчезла чернота под глазами, на щеках появился приятный оттенок, одежда была чистой, а на руках стало больше «трудовых мозолей». Будто жара преобразила этого сложного мальчика, дала ему и людям огня «второе дыхание». Ушла резкость в словах Александра, но, скорее всего, гость привык к его манере обращения.
Молодой человек говорил только по делу. Не было за ним такого: как байки или давай поговорим, чтобы быстрее прошло время. Он был со всеми и одновременно один. Командир был уверен, что у парнишки не было даже девушки или близкого друга, потому что Росс ни с кем не делился.