На трассе я притормозила у мусорной кучи, выбросила полотенце и веревку.
Затем со своей записной книжки влезла в файлы нашего отдела, нашла там личное дело, а в нем — адрес.
Часы мелодично сообщили, что уже десять.
Я стояла у забора и смотрела на уютный садик перед крыльцом. Дорожки красиво подсвечивались, лампочками были украшены даже шары искусственной туи. Разместились здесь и детские качели, и пластиковая горка, и небольшой бассейн без воды.
Вздохнув, я толкнула калитку. В доме что-то заверещало. Когда я приблизилась к крыльцу, дверь уже открылась.
Инна стояла в ярко освещенном дверном проеме и смотрела на меня без особого удивления. Можно сказать, с раздражением, но вполне в рамках приличий. У дверей, в прихожей, за Инниной спиной, стояли дорогие чемоданы. В глубине дома заплакал ребенок.
— Внук? — спросила я.
— Да.
— Уже полтора месяца?
— Месяц. Сегодня как раз месяц.
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Удалось сбросить вес после родов?
— Она не сильно набрала... Просто живот был большой. Вы с ней знакомы?
— Вы же знаете, что нет.
— Надеюсь, обойдется без дешевых скандалов? Хотя вы и поклонница всякого старья... Но в поведении, думаю, современный человек? Не будете вцепляться сопернице в волосы?
— Сопернице... Инна, я пришла к Алехану. У меня к нему серьезный разговор.
— Он к вам не вернется. Неужели вы этого еще не поняли?
— Надеюсь, что не вернется. Я пришла по другому поводу.
— Его здесь нет.
— Это было бы очень неудачно.
Она развела руками: мол, ничем не могу помочь.
— Главным образом, неудачно для него... Но и для вас тоже.
— Почему же? — без интереса спросила она.
Ребенок снова закричал. Его стал успокаивать мужской голос. Инна нахмурилась. Но не думаю, что вранье сильно напрягало ее: ей было на меня плевать.
— Инна, передайте Алехану, пожалуйста... Что я буду сидеть здесь ровно десять минут.
— Где здесь?
— На вашей площадке. Прямо на качелях...
— Вы жалкая и смешная. Он не вернется.
— Вы все немного ошиблись с оценкой моего характера. Но это неважно. Я буду сидеть на ваших качелях ровно десять минут...
— Я вызову полицию.
— Нет, это я вызову полицию. И сделаю это ровно через десять минут. У меня есть все доказательства, что вы украли деньги у нашей корпорации и что ваша дочь вместе с моим мужем убили Елену Татарскую. У меня есть все доказательства, Инна, вы понимаете?
Даже против света было видно, как она побледнела.
— Вы лжете. Вы блефуете.
— У вас есть девять минут, чтобы решить на своем семейном совете, так это или нет. Я буду на качелях.
Я действительно села на качели и стала раскачиваться, задевая ногами искусственную траву. Она неприятно скрипела. Дешевая...
Дверь открылась, выпуская длинную желтую дорожку; по ней вначале пошла тень Алехана, а потом и он сам.
— Что случилось? — спросил он еще издалека.
В темноте мне не было видно его глаз, но хотелось думать, что мой бывший муж стесняется в этот момент. Алехан приблизился. Я посмотрела ему в лицо и поняла, что он совсем не стесняется. Он тоже смотрел с раздражением, но, в отличие от Инны, еще и с испугом. Может, там была и ненависть? Во всяком случае, я не захотела ее увидеть...
— Ну что ты как маленькая! Зачем ты придумала этот бред? Зачем позоришься? Это такой новый способ возвращать мужа? Или способ старый и ты прочитала о нем в своих дурацких журналах?
— Оставь в покое мои журналы... Присаживайся. — Я показала глазами на ступеньки горки.
— Я не вернусь, — сказал он. — Ты можешь шантажировать меня, можешь придумывать любой бред. Вот, например, вчера в Палестине убили очередного президента. Можешь сказать, что это сделал я! Это примерно равные заявления. Что ты улыбаешься?
Я действительно улыбалась.
— Что ты улыбаешься?!
— Заводишь себя, Алехан? Боишься?.. Как же ты спишь все это время?
— Без тебя, имеешь в виду? Плохо! Но не потому, что без тебя. У меня маленький ребенок. Ты понимаешь, что я не могу вернуться? Здесь у меня ребенок! Сын!
— Ты же не любил детей.
— А теперь полюбил!
— Может быть... Ну ладно. Ребенок — это и правда здорово. Это теперь такая редкость... Такая, что все свидетели даже и не подумали, что толстая женщина — это беременная на последних месяцах. Лишь наркоманы на пятачке определили ее правильно, но полиция решила, что это метафора... Она что, всегда ходит в индийских балахонах?