— И достала оттуда веревку, — сказала я.
— Мне показалось: змею. Но ты, конечно, права — веревку.
— Виталик, — обратилась я к нему максимально дружески. — Объясните мне одну вещь. Вы все, уколовшиеся, подумали, что это не веревка, а змея. Очевидно, вы часто видите змей в своих галлюцинациях? И это называется удовольствие? Не могу представить себя в ситуации, когда я бы платила за возможность видеть вместо веревки кобру! Вот не могу и все!
— Лапа, ты столького не можешь себе представить!.. Мне дальше рассказывать?
— Не надо. Дальше я все знаю сама. Она дала Горику эту веревку, а потом забрала ее обратно... Она что, была в перчатках?
— Проститутки все в перчатках. Ты не знала?
— Обертку она бросила на землю?
— Будешь рыться в земле?
— Здесь ведь нечасто убирают?
— Раз в сто лет, — ответил он, потом подумал и исправился. — В сто пятьдесят. Но как ты выйдешь из машины, вот в чем вопрос!
Я посмотрела на него. Передо мной сидел немолодой и совершенно зеленый человек. «Что бы сказала о его коже официантка из «Джагана»?» — подумала я и даже неуместно развеселилась. И что у него под кожей — в голове?
Мог ли на самом деле наркоман Горик убить человека? Очевидно, да, если наркоман Виталик всерьез собирается меня изнасиловать. Получится у этого слабака или нет, это другой вопрос. Способны ли они на это? — вот что меня волнует. «Если эта гнида дотронется до меня хотя бы пальцем, — решила я, — то я не буду спасать моего идиота. Сделаю то, что решила — ради себя — а его спасать не буду».
— О чем думаешь? — поинтересовался Виталик, доставая из кармана еще одну дозу. — Хочешь? Давай! Ты когда-нибудь пробовала?
Горик тоже на первых порах все пытался поделиться со мной своей радостью.
Не дождавшись ответа, Виталик вздохнул, вынул устройство, тюкнул им по сгибу руки и откинулся на подголовник. Наблюдая за ним, я усмехнулась: скорее всего, он импотент. Может, только мое тепло — еле уловимое, но настоящее, живое — и нужно ему в этот день. В уголках его рта выступило немного пены, глаза разъехались в разные стороны — вторая доза подействовала сильнее. Я отвернулась, посмотрела в окно...
Оказывается, на пустыре мы были не одни. Из-за бетонной стены, стоящей над небрежно накиданным гравием, отъехала машина. Она ехала прямо по пластиковым холмикам — этим использованным космолетам — они, наверное, лопались под ее колесами.
Виталик захрипел и смолк.
Еще одна машина, судя по тени на разрушенной плите, стояла за ржавой электростанцией. Далеко-далеко, почти на самом краю пустыря лежал человек, причем лежал в бетонном цилиндре. Видимо, еще днем, когда было жарко, он укрылся там от солнца, да так и остался. Может, помер?
«Что они видят вместо этого пустыря? — подумала я. — Елисейские Поля? Может, этот парень в трубе видит себя в космическом корабле, летящем к планете Альтаир. Там золотые реки и бирюзовые леса... Надеюсь, Виталик сегодня увидит жену? Да только врет он все. Жена у него была, но давным-давно ушла к другому».
За кустами блеснул электрический свет. Сюда ехала машина. Почти равнодушно я представила, что будет, если это какая-то облава. Решат, что я проститутка, уклоняющаяся от налогов, сообщат на работу — мне откупиться нечем. Хватит ли силы у той индульгенции, что выдал мне Гергиев два дня назад? Ба, да это он и есть. Собственной персоной.
Только когда машина миновала кусты и приблизилась, я увидела, что Гергиев в ней не один. В кресле пассажира сидел Корда и показывал рукой в нашу сторону. Они поравнялись со мной, остановились. Гергиев некоторое время сидел и смотрел на меня сквозь два стекла. Он не двигался, не гримасничал, не пытался что-то сказать — просто сидел и смотрел. Корда даже заволновался, завозился на своем сиденье, вытягивая шею, пытаясь разглядеть, что там в нашем «Волке» происходит. Есть, скажем, кровь или нет.
Я виновато развела руками. Гергиев тяжело вздохнул и покачал головой.
— Виталик, вставай, приехали.
Я пихнула его в бок. Он завалился на меня. От него исходил затхлый запах, похожий на запах сухой плесени, какая покрывает хлеб, если о нем забыли месяца на два.