Заурядным натурам в любые времена трудно было опознать великана. Они вроде и чувствуют этот напор, эту лавину, но внутренне сопротивляются этому чужеродному телу («нам чтобы поменьше, нам вроде танго бы»). Не хотят, не могут его принять. Потом пишут мемуары в форме бухгалтерского отчета о своих встречах с незадачливым современником. Обвиняют его в мифотворчестве, слепоте. Страшно горды, если им самим удалось заглянуть на 2-3 года вперед.
А мне почему-то вспомнился слепой Гомер, творивший свои мифы на пороге цивилизации. Кто теперь может сказать, насколько они соответствовали действительной истории?
Байрон создал свой миф о Каине, резко расходившийся с общечеловеческими представлениями. Так на то он и Байрон.
Уже в наше время попытки укоротить Маяковского начались лет шесть назад серией статей на страницах многотиражки «Московский художник». Конфликт существовал всегда между творческой интеллигенцией правоконсервативного толка и комиссаром-апостолом, автором «приказов по армии искусств». Претензий было много, и все они касались в основном проблем ложно понятой гражданственности. Поэта, откликавшегося на каждое событие в стране, опять стало очень модно обвинять в близорукости, мифотворчестве, более того, в абсолютной зажмуренности. Но даже его недоброжелатели вынуждены были признать, что за столько лет звук его стихов ничуть не ослабел.
Впрочем, есть и другая, экзистенциальная часть проблемы. Своей громовой лирой Маяковский заслонил весь поэтический небосклон, на некоторое время став кумиром публики. Вряд ли это могло понравиться его коллегам по перу. Вот и Владимир Корнилов сокрушается о том, что величие так часто достается «неучам», да еще лишенным нравственной основы. Я полагаю, что «точка пули в конце» разрешила проблему нравственности (разумеется, не по христианским понятиям).
Поэт не захотел жить в тридцатых годах, ибо уже стал свидетелем внутренней бюрократической контрреволюции и наступающей кромешной тьмы сталинского произвола.
Мятежная душа «великого еретика» не смогла перенести крушения идеалов, которым он отдал всего себя. Хотя с другой стороны трагический финал был имманентно заложен с тех самых пор, как этот ярчайший индивидуалист и эгоцентрик ницшевского толка отдал свой талант идее коллективного.
Да, сейчас юбилей не ко времени, но лет через 15-20 по закону исторического маятника вновь возникнет интерес к революционной эпохе и к ее поэту. И тогда сбудется пророчество Марины Цветаевой, и поэт, ушагавший далеко за нашу современность, долго еще будет нас ждать за каким-то поворотом.
Выдержки из книги отзывов
"Когда я абсолютно спокоен", 1983, холст, масло.
У автора этих картин есть очень человечное и тревожное начало во всех картинах. Он будит нашу мысль, апеллирует к воображению, живущему в нас, зовет к деятельной жизни. Он – творец по большому счету и при этом скромен и душевно чист как ребенок.
М.Сигалов, 29.04.86
Ты, как острый наблюдатель, ощутил себя тринадцатым апостолом (недаром твой «Тринадцатый апостол» - истинный шедевр!)
В.Гурьев,1986г.
Самое важное достоинство этих картин в их принципиальной новизне. Почти каждая работа – это маленькое открытие. Никто еще так не трактовал тему Маяковского или космос. Сохраняя традиционную форму, автор реализует в ней новое художественное сознание.
Художник Воробьев,1986г.
Это, безусловно, Художник! Подо всем творчеством угадывается высокая культура, эрудиция и фантазия истинного художника. Свое оригинальное видение и трактовка образов и явлений. В каждой работе заложена мысль, композиции, в большинстве своем, ассоциативны.
А.Конников, инженер, 1986г.
Быстро пройти по выставке трудно, нужно остановиться около каждой картины. На выставку хочется придти еще и еще раз.
Кардонская, учитель школы, 86г.
Специально приехал второй раз, чтобы отснять несколько картин.
06.05.86
«Иллюзия праздника», «За униформой», «Супермен с гиперстаканом», «Подарок цензору» - очень здорово. К сожалению, такие выставки видишь не часто. Глядя на картины, хочется думать.
В.Добровольский, фотограф, Ленинград, Н.Омельченко, Ленинград, 07,05,86