Там единство чересчур близко для объятий и поиска,
И любовь — стремление Одного к Одному,
И красота — сладостное различие все Того же,
И единство — души множество.
Там все истины объединяются в единую Истину
И воссоединяются все идеи с Реальностью.
Там, знающая себя своей собственной неограниченной самостью,
Мудрость небесная, бессловесная и абсолютная,
Сидела уединенно в вечном Покое,
Всевидящая, неподвижная, суверенная, одна.
Там, чтобы Идею облечь, в словах не нуждается знание;
Идея, ищущая дом в безграничности,
Уставшая от своего бездомного бессмертия,
Не просит для отдыха резной сверкающей клети мысли,
Чьего единственного окна перспектива стесненная
Видит лишь маленькую арку широкого неба Бога.
Безграничность безграничности здесь соответствовала;
Будучи там, можно быть шире, чем мир;
Будучи там, являются своей бесконечностью собственной.
Его центр был отныне не в земном разуме;
Сила молчания видящего его члены наполнила:
Пойманный безгласным белым прозрением
В видение, превосходящее формы,
В жизнь, превосходящую жизнь,
Он приблизил сознание безмолвное, все поддерживающее.
Голос, который лишь речью мог приводить в движение разум,
Стал знанием безмолвным в душе;
Сила, которая свою истину лишь в действии чувствует,
В молчаливом всемогущем мире сейчас поселилась.
Досуг в труде миров,
Перерыв в радости и муках поисков
Напряжение Природы возвращали к покою Бога.
Широкое единодушие закончило жизни дебаты.
Война мыслей, что порождает вселенную,
Столкновение сил, превалировать бьющихся
В огромном столкновении, что звезду зажигает
Как в здании из пылинки единственной,
Колеи, что поворачивают свой немой эллипс в пространстве,
Проложенные поиском мирового желания,
Разлива Времени кипения долгие,
Мука, затачивающая ужасную силу желания,
Что будит кинетику в тупом иле земли
И персональность вырезает из грязи,
Горе, которым кормится голод Природы,
Страсть, что творит огнем боли,
Судьба, что добродетель поражением карает,
Трагедия, что разрушает долгое счастье,
Плач Любви, ссора Богов
Прекратились в истине, что живет в своем собственном свете.
Его душа стояла свободно, свидетель и царь.
Не поглощенный более галопирующих мгновений потоком,
Где разум на плоту непрерывно дрейфует,
От феномена гонимом к феномену,
Он жил в покое в нераздробленном Времени.
Как история, долго писавшаяся, но лишь ныне поставленная,
В своем настоящем он держал свое будущее и свое прошлое,
Ощущал несчетные годы в секундах
И как точки на странице видел часы.
Аспект неизвестной Реальности
Изменил смысл космической сцены.
Эта огромная материальная вселенная стала
Маленьким результатом силы громадной:
Овладевающий мгновением вечный Луч
Осветил То, что еще никогда не было сделано.
Мысль улеглась в могучем безмолвии;
Трудящийся Мыслитель утих и расширился.
Трансцендентальная Мудрость коснулась его дрожащего сердца;
Его душа могла плыть за пределы светлые мысли;
Разум не загораживал безбрежной бесконечности больше.
В пустом отступающем небе он замечал
За последним мерцанием и дрейфом исчезающих звезд
Суперсознательные царства бездвижного Мира
Где исчезает суждение и где слово немо,
И лежит Непостижимое одно, непроторенное.
Туда не приходила ни форма, ни какой-либо долетающий голос;
Там были лишь Абсолют и Безмолвие.
Из тишины этой новорожденный разум поднялся
И пробудился к истинам, невыразимым когда-то,
И появились формы, смутно значительные,
Видящая мысль, самооткрывающий голос.
Он знал источник, из которого пришел его дух:
Движение было повенчано с неподвижной Обширностью;
В Бесконечность он погрузил свои корни,
Свою жизнь основал он на вечности.
_____Но недолго вначале эти состояния более небесные,
Эти просторные широко уравновешенные подъемы могли продолжаться.
Высокое и светлое напряжение слишком скоро ломалось,
Каменное спокойствие тела и транс смолкнувший жизни,
Затаившая дыхание мощь и покой безмолвного разума;
Или медленно таяли, как склоняется день золотой.