Все силы могли бы смеяться и забавляться на твердых дорогах земли
И никогда не чувствовать жестокого лезвия боли,
Вся любовь могла бы играть и нигде бы не было срама Природы.
Но во дворах Материи она свои грезы поставила
И ее двери пока закрыты для высших вещей.
Эти миры могли чувствовать дыхание Бога, вершины их посещающее;
Там был некий проблеск каймы Трансцендентального.
Через вековечные молчания белые
Воплощенной радости фигуры бессмертные
Пересекали пространства широкие близко к сну вечности.
Чистые мистические голоса в тишине счастья
Взывали к Любви незапятнанным сладостям,
Призывая ее касание медовое миры взволновать,
Ее блаженные руки — ухватить члены Природы,
Ее сладкую нетерпимую мощь единения –
В свои руки спасительные взять всех существ,
Привлекая к ее жалости бунтаря и покинутого,
Навязать им счастье, ими отвергнутое.
Незримому Божеству брачный гимн,
Пламенеющая рапсодия желания белого
Соблазняла бессмертную музыку в сердце
И будила дремлющее ухо экстаза.
Более чистое, более пылкое чувство там имело свой дом,
Жгущий толчок, который удержать земные члены не могут;
Там дышалось широким, сбросившим бремя просторным дыханием
И сердце спешило от удара к удару восторженному.
Голос Времени Пел о Бессмертия радости;
Вдохновение и лирический крик,
Мгновения приходили с экстазом на их крыльях;
Красота невообразимая двигалась, небесно нагая,
Освобожденная от границ в ширях грезы;
С небес крик Птиц Удивительного звал
К бессмертным народам берегов Света.
Творение прыгало прямо из рук Бога;
Чудо и восторг скитались в дорогах.
Только лишь быть уже было высшим восторгом,
Жизнь была счастливым смехом души
И Радость была царем, с Любовью — министром.
Светлость духа воплощена была там.
Противоположности жизни были влюбленными или друзьями естественными
И ее крайности — гармонии острыми лезвиями:
Поблажка с мягкой чистотой приходила
И вскармливала бога на ее материнской груди:
Там никто не был слаб, поэтому ложь не могла жить;
Неведение было тонкою тенью, защищающей свет,
Воображение — свободной волей Истины,
Наслаждение — кандидатом на огонь неба;
Интеллект был Красоты почитателем,
Сила была рабой спокойного закона духовного,
Могущество свою голову клало на груди Блаженства.
Там были вершинные славы непостижимого,
Автономии безмолвного самоуправления Мудрости
И высокие сателлиты ее девственного солнца,
Освещенные теократии зрящей души,
Возведенные на трон в силе луча Трансцендентального.
Грандиозностей зрелище, греза огромностей
В солнечно-ярких царствах двигались королевской походкой:
Ассамблеи, переполненные сенаты богов,
Жизни могущества царили на тронах мраморной воли,
Высокие власти и автократии
И силы увенчанные, и вооруженные императивные мощи.
Все объекты там великими и прекрасными были,
Все существа носили печать королевскую силы.
Там сидели олигархии Закона природного,
Гордые буйные головы служили одному челу монарха спокойному:
Все состояния души надевали божественность.
Там встречались пылкие взаимные близости
Радости власти и радости рабства,
Навязанные Любовью сердцу Любви, что повинуется,
И телу Любви, под восторженным ярмом удерживаемым.
Все было игрою встречающихся царственностей.
Ибо поклонение поднимает поклоняющегося склоненную силу
Близко к гордости бога и блаженству, что его душа обожает:
Правитель там един со всеми, кем он управляет;
Для того, кто служит с ровным сердцем свободным,
Повиновение есть его царского обучения школа,
Его благородства корона и привилегия,
Его вера — идиома высокой натуры,
Его служение — духовный суверенитет.
Там были царства, где Знание объединено с созидательной Силой
В ее доме высоком и всю ее своей собственной делает:
Грандиозный Сияющий ее мерцающие члены захватывает
И наполняет их его луча страстью,
Пока все ее тело не станет его домом прозрачным
И вся ее душа — его души копией.
Обожествленные, трансфигурированные касанием мудрости
Ее дни стали подношением светлым;
Бессмертным мотыльком в счастливом нескончаемом пламени,