Авантюра в опасных полях Времени:
Ей с трудом удавалось, барахтаясь, продолжаться и жить.
Беспокойный туман ищущего Пространства обширный,
Регион без луча света, в смутные поглощенный покровы,
Что казался, безымянный, бестелесный, бездомный,
Запеленатым, лишенным зрения бесформенным разумом,
Просившим тело, чтоб передать свою душу.
Его молитва отвергнута, он на ощупь искал мысль.
Не наделенный еще способностью думать, едва существующий,
Он раскрылся в роковом мире пигмейском,
Где был этой магии несчастливой источник.
На смутных границах, где встречаются Жизнь и Материя,
Путешественник миров бродил среди вещей полузримых, полуугадываемых,
Преследуемых неуловимыми началами и концами утраченными.
Там жизнь была рождена, но умерла, прежде чем смогла жить.
Там не было ни прочной почвы, ни постоянного течения;
Лишь какое-то пламя бездумной Воли силу имело.
Он сам себе был неясен, наполовину ощущаемым, смутным,
Словно в стремлении Пустоты быть.
В странных владениях, где все живым было чувством,
Но руководящая мысль не была ни причиной, ни правилом,
Лишь незрелого детского сердца криком об игрушках блаженства,
Разум мерцал, неорганизованный младенческий пыл,
И направлялись беспорядочные бесформенные энергии к форме
И принимали каждый язык пламени за ведущее солнце.
Эта слепая сила не могла шаги разумные делать;
Просящая света, она ходу тьмы следовала.
Несознательная Сила, нащупывающая сознание,
Материя, ударяемая Материей, мерцала к чувству,
Слепые контакты, реакции медленные выбивали искры
Инстинкта из укутанного сублиминального ложа,
Ощущения толпились, немые заместители мысли,
Восприятие отвечало пробуждающим ударам Природы,
Но еще было механическим откликом,
Дрожью, прыжком, стартом в дреме Природы,
Грубые несдерживаемые импульсы толкаясь бежали,
Не заботясь ни о каком движении, кроме их собственного,
И, хмурящиеся, сталкивались с еще более темными,
Свободные в мире утвержденной анархии.
Потребность существовать, инстинкт выжить
Завладели волей напряженного мгновения, что подвержено риску,
И слепое желание пищи чувствовалось.
Порывы Природы были законом единственным,
Сила боролась с силою, но без результата оставшегося бы:
Были достигнуты лишь неведающие захват и толчки,
И не знающие своего источника инстинкты и чувства,
Чувственные наслаждения и страдания, быстро ловимые, быстро теряемые,
И грубое движение жизней недумающих.
Это был не необходимый суетный мир,
Чья воля могла принести скудные результаты печальные,
Бессмысленное страдание и серое беспокойство.
Ничто, казалось, не стоит труда, нужного для его появления.
Но не судил так его духа глаз пробужденный.
Как сияет свидетельствующая звезда одинокая,
Что горит особняком, одинокий часовой Света,
В дрейфе и изобилии Ночи бездумной,
Одинокий мыслитель в мире бесцельном,
Ожидающий какого-то огромного рассвета Бога,
Он видел цель в трудах Времени.
Даже в этой бесцельности совершалась работа,
Несущая в себе волю магическую и перемену божественную.
Первые корчи змеиной космической Силы,
Раскручивающейся из мистического кольца транса Материи;
В теплый воздух жизни она подняла свою голову.
Она не могла еще сбросить сон цепенеющий Ночи
Или нести уже разума чудо-полоски и пятна,
Возложить на свой украшенный драгоценностями капюшон корону души,
Или подняться прямо во вспышку духовного солнца.
Пока еще были видны только сила и грязь,
Сознание, тайное ползущее к свету
Через плодородную слизь вожделения и чувства роскошествующие,
Под телесной коркой себя утолщенного
Медленная пламенная работа во тьме,
Мутная закваска страстной перемены Природы,
Фермент творения души из грязи.
Небесный процесс эту серую маскировку надел,
Неведение падшее в своей сокрытой ночи
Трудилось, чтобы выполнить его неприглядную немую работу,
Камуфляж нужды Несознания,
Чтоб освободить славу Бога в грязи Природы.
Путешественника миров зрение, духовное в очах воплощенных,
Могло сквозь серую фосфоресцирующую дымку проникнуть
И рассмотреть изменчивого потока секреты,
Что оживляют эти немые и прочные клетки