Никто не нес размышления бремя;
Ум глядел на Природу глазами незнающими,
Обожал ее дары и боялся ее ударов чудовищных.
Он не вдумывался в ее законов магию,
Он не жаждал тайных источников Истины,
А вел дневник толпящихся фактов
И на живую нить нанизывал чувства:
Он охотился, убегал, внюхивался в ветер,
Или медлил, инертный, в мягком и солнечном воздухе:
Он поглощающих контактов мира искал,
Но лишь чтобы кормить поверхностное чувство блаженством.
Они чувствовали трепет жизни во внешнем касании,
Они не ощущали за касанием души.
Беречь свою форму себя от вреда, что причиняет Природа,
Насладиться и выжить было всей их заботой.
Узкий горизонт их дней был наполнен
Вещами и созданиями, что могут помогать и вредить:
Ценности мира висели на их маленькой самости.
Изолированные, зажатые в обширном неведомом,
Чтобы спасти свои маленькие жизни от окружающей Смерти,
Они очертили тонкий круг обороны
Против осады огромной вселенной:
Они охотились на мир и его добычею были,
Но никогда не мечтали о том, чтобы победить и свободными быть.
Повинуясь Мировой Силы намекам и твердым табу,
Они урывали скудную часть от ее богатого склада;
Там не было сознательного шифра и плана жизни:
Образчики мысли маленькой группы
Фиксировали традиционного поведения закон.
Знающие о душе лишь как о тени внутри призрачной,
К механизму неменяющихся жизней привязанные
И к тупому обыденному смыслу и удару чувства,
Они в колеях животного желания вращались.
За стенами из камня, вокруг возведенными, они трудились и воевали,
Творили объединенным эго мелкое благо
Или причиняли ужасную, несправедливую и жестокую боль
Чувствующим жизням и мысли, что вреда им не сделали.
Разгоряченные грабежом счастливых мирных домов
И пресытившиеся резней, разбоем, огнем и насилием,
Они делали из человеческих самостей жертву беспомощную,
Стадо пленников, ведомое к горю пожизненному,
Или делали пытку спектаклем и праздником,
Смеясь или трепеща от страданий мучимых жертв;
Восхищаясь собой как титанами и как богами,
Они воспевали свои высокие и славные дела гордо
И похвалялись победой и своей великолепною силой.
В инстинктивном стаде животное,
Толкаемое жизненными импульсами, принуждаемое обычными нуждами,
Каждый видел свое эго в собственном роде как в зеркале;
Все служили цели и действию множества.
Они, как он сам, по обычаям и по крови родные,
Для него были его жизни частями, его дополнительными самостями,
Его персональной туманности компонентами-звездами,
Компаньонами-спутниками его солярного "я".
Окружения своей жизни хозяин,
Лидер скученной человеческой массы,
Собирающейся скопом безопасности ради на опасной земле,
Он собрал их вокруг себя как меньшие Силы,
Чтобы открыть общий фронт против мира,
Или, одинокий и слабый на земле равнодушной,
Как крепость для своего незащищенного сердца,
Или же чтоб исцелить одиночество своего тела.
В других, инородцах, ощущал он врага,
Чужую непохожую силу, чтобы избегать и страшиться,
Незнакомого и враждебного, чтобы ненавидеть и убивать.
Либо он жил как живут одиночки-звери;
В войне со всеми он нес свой одинокий удел.
Поглощенные в действие нынешнее, плывущие дни,
Не помышлял никто дальше даров часа заглядывать
Или мечтать о том, чтоб сделать землю миром более светлым,
Или чувствовать, как некое божественное касание посещает неожиданно сердце.
Довольство, что беглый момент может дать,
Ухваченное желание, блаженство, переживание завоеванное,
Движение, скорость и сила были достаточной радостью,
И разделяли телесные желания, ссору, игру
И слезы, и смех и потребность, что называли любовью.
В войне и объятиях эти жизненные нужды объединяли Всю-Жизнь,
Разделенного единства сражения,
Обменивающиеся ударами горя и счастья
В неведении Себя, вовеки единого.
Вооружая свои создания восторгом и надеждой,
Полупроснувшееся Неведение здесь бьется,
Чтобы узнать касанием и зрением поверхность вещей.
Был инстинкт сформирован; во сне памяти, толпами полном,
Прошлое продолжало жить, как в море бездонном:
Превращая в полумысль ожившее чувство,