Савка отправляется в путь не один. С ним едет ещё парень с другого конца деревни, сын зажиточного крестьянина. Савкин конец деревни к станции ближе, но заходить за Савкой Андрей не будет. Во-первых, потому что богатому непристойно заходить за бедняком, а во-вторых, у Савки свои провожатые, а у Андрея свои. Те поедут на лошадях, а Савка со своими пойдёт пешком. Встреча назначена на станции. Андрею на лошади можно поехать к вечеру, вдоволь нагулявшись с гостями, а Савке надобно с утра: дорога трудная, грязь по колено, а до станции пятнадцать вёрст.
Савка уже одет по-дорожному.
- Ну, пора собираться, - говорит сват Аким; он человек бывалый и командует проводами.
Мужчины садятся на лавки у окон, женщины - на приступочки возле печки. Мужчины молчат, хмуро глядя в пол: думают, верно, о нужде, которая гонит их детей из дому за куском хлеба. О ней же, владычице, думают и бабы, утирая глаза. Посидели минуты две, встали.
Бабушка подала внуку холщовый мешочек с сухарями и десятком печёных яиц и припала к его голове.
На этот раз она плакала вволю, не сдерживая слёз… Знала, что прощается с внуком навсегда: об этом говорили ей её годы. Понимал это и Савка. И тоже плакал, не отирая и не скрывая слёз.
Бабушка ощупывает в последний раз зашитую в подкладку Внукова пиджака трёшку - всё его достояние «на крайний случай» - и медяки в его кармане на расходы. Билет не предусмотрен: бедняк должен ехать «зайцем». Крестит последними безнадёжными крестами… Знает наперёд, что не спасут они внука ни от толчков кондуктора, когда тот будет вытаскивать Савку, «зайца», из-под лавки вагона, ни от голодной боли в животе, ни от холода. Не было ещё помощи божьей ни в каких случаях бабкиной жизни… Но она всё-таки молит о ней бога, жарко глядя на образа и покрывая грудь внука крестами.
Наконец все выходят из избы. Отец, Петька, двое друзей-сверстников провожают Савку до станции. Остальные остаются у околицы, глядя им вслед…
Долго видны на бледном осеннем небе тёмные фигуры людей: в чистом поле, как в море, далеко видно. Потом соседи один за другим расходятся.
А бабка всё стоит, прижавши старые руки к груди. Смотрит до тех пор, пока люди не превращаются в чёрные точки.
Но вот и их не видно…
Тяжело вздыхая и шатаясь не то от горя, не то от старости, идёт она домой…
Она не обольщает себя надеждой на лёгкий успех внука в новой жизни. Подростки нередко уезжали из деревни на шахты, но редко кто достигал там благополучия. Большая часть теряла здоровье от каторжного труда. Многие гибли от аварий. А кое-кто попадал «на лёгкую дорожку» и делался завсегдатаем кабаков. И лишь немногим удавалось устроиться так, чтобы и семье высылать понемногу денег на хозяйство и самим жить, не голодая. В деревне долго обычно шли разговоры, когда кто-нибудь приезжал с шахты «в костюме и при часах». Это казалось верхом благополучия, добытого каторжным шахтёрским трудом.
Достигнет ли благополучия Савка, бабка не знала и не надеялась узнать. Оттого и разрывалось сейчас её старое сердце и судорожно прижимались к груди руки, столько поработавшие, чтобы вырастить внуков.
Но тревожилась она напрасно: у внука был её характер, он твёрдо шёл к намеченной цели.
Только цель его новой, самостоятельной жизни оказалась не та, о которой мечтала для него бабушка. Это было не личное благополучие. Хорошие люди с огнём в душе, такие же, как его первый учитель, встречались Савке на каждом повороте жизненного пути, и они помогли ему увидеть другую цель - счастье всего народа…
Как шёл к этой цели Савелий Сапронов, шахтёр, рабочий, моряк, большевик, как боролся он за свободу и счастье Родины, я расскажу как-нибудь в следующий раз.